Георгий Ореханов - Лев Толстой. «Пророк без чести» - хроника катастрофы

Совершенно не случайно Лев Толстой заболел практически сразу же, как покинул родовое гнездо, несмотря на то, что с ним был его любимый Душан. Давайте представим, что Л. Толстой осуществил бы тот план, который изложил своей сестре в Шамордино: снять крестьянскую избу в деревне и поселиться вдали от всех. Кто готовил бы ему еду по специальным рецептам, к которым только и был приучен его желудок? Кто ухаживал бы за стариком с больной печенью и постоянными разлитием желчи? Кто вел бы его финансовые дела? Этот человек был зависим от жены в гораздо большей степени, чем сам подозревал. Более того, мы можем смело сказать сейчас, что прожил он до 82-х лет, перенеся несколько довольно серьезных болезней и находясь иногда на краю смерти, как было в 1901–1902 гг., только благодаря заботам и вниманию С. А. Толстой.

Кардинальный поворот к новым отношениям, как свидетельствует Софья Андреевна, случился приблизительно в начале 1880-х годов. То есть в то время, когда Л. Толстому стало казаться, что он находит выход в своих духовных поисках. И С. А. Толстая отмечает, что именно в этот момент они потеряли с мужем «ту душевную связь, которая соединяла нас всю жизнь» (ТМЖ. 1, 321). В ноябре 1880 г. она пишет своей сестре: «Бывала я в жизни одинока, но никогда так одинока, как теперь» (ТМЖ. 1, 325).

«Жалко было видеть, как всячески метался этот сильный, гениальный человек, ни в чем не находя радости и успокоения».

Пытаясь анализировать причины этого поворота и совершенно не воспринимая их духовную подоплеку, считая метания своего мужа чуть ли не блажью, Софья Андреевна указывает на очень важный признак: Л. Толстой перестал быть поэтом, перестал писать художественное .

«Лев Николаевич во всем в жизни больше всего проявлял художественность. Художественность момента, положения, слов людей, природы – все в области и жизни, и мысли. Он часто оставался глух к страданиям людей и плакал слезами над книгой, музыкой или устными речами людей».

Был момент, когда муж и жена, которые уже совершенно не понимали друг друга, могли снова сблизиться и даже сблизились на короткое время – когда в 1895 г. умер после долгой болезни их любимый сын Ваничка. В этот момент Л. Толстой заметил, как тяжело было жене. В этот период в его дневнике много места занимают жена и очень глубокие мысли о смысле детской смерти.

«Смерть детей с объективной точки зрения: Природа пробует давать лучших и, видя, что мир еще не готов для них, берет их назад. Но пробовать она должна, чтобы идти вперед. Это запрос. Как ласточки, прилетающие слишком рано, замерзают. Но им все-таки надо прилетать. Так Ваничка».

В размышлениях о смерти Ванички Л. Толстой очень близко подошел к христианскому пониманию любви, жизни, страдания. Вот еще один замечательный отрывок из письма А. А. Толстой, написанного сразу после смерти младшего сына.

«Сколько раз прежде я себя спрашивал, как спрашивают многие: для чего дети умирают? И никогда не находил ответа. В последнее же время, вовсе не думая о детях, а о своей и вообще человеческой жизни, я пришел к убеждению, что единственная задача жизни всякого человека – в том только, чтобы увеличить в себе любовь и, увеличивая в себе любовь, заражать этим других, увеличивая в них любовь. И когда теперь сама жизнь поставила мне вопрос: зачем жил и умер этот мальчик, не дожив и десятой доли обычной человеческой жизни? Ответ общий для всех людей, к которому я пришел, вовсе не думая о детях, не только пришелся к этой смерти, но самым тем, что случилось со всеми нами, подтвердил справедливость этого ответа. Он жил для того, чтобы увеличить в себе любовь, вырасти в любви, так как это нужно было тому, кто его послал, и для того, чтоб заразить нас всех, окружающих его, этой же любовью, для того, чтобы, уходя из жизни к тому, кто есть любовь, оставить эту выросшую в нем любовь в нас, сплотить нас ею. Никогда мы все не были так близки друг к другу, как теперь, и никогда ни в Соне, ни в себе я не чувствовал такой потребности любви и такого отвращения ко всякому разъединению и злу. Никогда я Соню так не любил, как теперь. И от этого мне хорошо».

Выше я уже цитировал то место из статьи В. В. Розанова, где он говорит о том, что Достоевский, Толстой и Леонтьев были людьми одной природы, людьми, «скучавшими на берегу», не любившими берега и искавшими приключения в океанских глубинах мысли и опыта. Проблема супруги Л. Толстого заключалась в том, что она была типичным «человеком берега», и в этом нет абсолютно ничего предосудительного. Одним в этой жизни нужно испытывать глубину океана, другим – ждать на берегу. Важно, чтобы и те, и другие не только понимали свои собственные роли, но и не судили других за их роли. К сожалению, и дневник Л. Толстого, и дневники и воспоминания его жены свидетельствуют о том, что они далеко не всегда понимали это.