Возможно, впрочем, как полагает И. Л. Волгин, что этой встречи не хотел и сам Л. Толстой. В период обострения своих религиозных исканий, когда, как мы видели, он не боялся встречаться с известными старцами, богословами и церковными деятелями и сознательно искал этих контактов, именно встречи с Достоевским, человеком того же духовного масштаба и измерения, Л. Толстой мог не желать и даже почему-то опасаться.
К сожалению, в тот момент и сразу после него оба писателя даже не знали, что находятся в одном помещении. Много позже, уже после смерти Ф. М. Достоевского, когда его вдова единственный раз в жизни лично беседовала с Л. Толстым и сообщила ему о своем присутствии на этой лекции вместе с мужем, Толстой очень расстроился и произнес многозначительную фразу:
«Как мне жаль! Достоевский был для меня дорогой человек и, может быть, единственный, которого я мог бы спросить о многом и который бы мне на многое мог ответить!»
Достоевская А. Г. Воспоминания. М., 1987. С. 415.
Кто знает, если бы это знакомство все-таки состоялось, может быть, жизнь обоих могла пойти по-иному?
Глава VII Преступление. Свидетели защиты
«Мне приснилась давняя быль:
Плачет брошенная в горах старуха.
И только месяц ей друг».
Мацуо Басё. На горе́ «Покинутой старухи».
Выше я говорил, что жене писателя, графине С. А. Толстой, придется в этой книге быть и обвинителем писателя, и его защитницей. Ее мемуары дают обильную пищу и для того, и для другого.
С. А. Толстая отчетливо осознавала неравенство «весовых категорий» в их браке.
«Гениально талантливый, умный и более пожилой и опытный в жизни духовной – он подавлял меня морально. И как не велика энергия моей жизненной природы, я долго, долго не жила своей жизнью и своей волей, а жила женой Толстого, без своей инициативы и не проявляя ни в чем почти своей личности и воли».
(ТМЖ. 1, 189).
Мы уже видели, как трудно было Софье Андреевне быть женой Л. Толстого. Трудно настолько, что, когда семейная драма Толстых выплеснулась на страницы многочисленных воспоминаний, очерков и даже на страницы газет и журналов, некоторые современники обвинили ее в том, что она была бесконечно виновата и очень несмиренна перед таким титаном мысли и духа, как ее муж. К сожалению, подобные упреки по-прежнему звучат в книгах о Толстом и сегодня.
А она просто хотела быть личностью, но должна была во всем потакать прихотям мужа и этому радоваться. Все это напоминает мемуары жены великого советского физика Л. Д. Ландау, который был человеком нестрогих правил и не обходил любезностью даже своих аспиранток. Когда его жена об этом узнала, она заявила, что аспирантки должны быть счастливы от того, что на них обратил внимание такой гений. Примерно так же рассуждали и судьи Софьи Андреевны. По мнению ее критиков, она просто не могла соответствовать духовным потребностям своего мужа и его ближайшего друга В. Г. Черткова и должна была довольствоваться обязанностями жены, матери, хозяйки, а иногда даже и любовницы.
И это грустно. Потому что мемуары С. А. Толстой рисуют цельный портрет прекрасной женщины, в которой главной была именно эта очень русская черта: смиренная преданность и любовь к мужу, несмотря ни на что. Возможно, и не очень смиренная: я думаю, П. В. Басинский прав в том, что жена писателя имела небольшую слабость – не забывать напомнить всему миру о той роли, которую она играла в жизни великого Толстого. Простим ей это.
На страницах воспоминаний есть много горьких слов, сказанных в адрес мужа, но общий их тон – его масштабная апология. Софья Андреевна очень любила своего мужа. Любила даже тогда, когда он практически перестал ее замечать: «Все люди в мире <���…> казались мне такими мелкими, ничтожными перед человеком, которого я ставила так высоко и так всю жизнь безгранично любила, преклоняясь перед величием его гения и души» (ТМЖ. 2, 468).
Л. Толстой часто писал в дневнике о непонимании в семье, о жене, которая не может следовать за ним, о детях. Но он никогда не писал того, о чем говорит в своих воспоминаниях жена: уже фактически к шестидесяти годам он не мог обходиться в быту без ее помощи. А в момент своего ухода из Ясной Поляны поздней осенью 1910 г. он, восьмидесятидвухлетний старик, в бытовом отношении уже был совершенно беспомощным человеком. Он не мог буквально существовать без людей, которые готовили бы ему еду (надо прямо сказать: хотя и простую, но весьма утонченную и тщательно продуманную). Не мог обходиться без специальных процедур, которые производила его жена в ситуациях, когда муж переедал (Софья Андреевна в мемуарах глухо и деликатно намекает на характер этих процедур). Не мог обходиться без медицинской помощи, которую подчас оказывал не только домашний доктор Душан Маковицкий, но и вызванные из Москвы светила. Наконец, не мог обходиться без финансовой и хозяйственной поддержки, которая также давно была на плечах супруги.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу