Георгий Ореханов - Лев Толстой. «Пророк без чести» - хроника катастрофы

«На предъявленное мне предложение дать подписку о невыезде и явке по первому требованию властей я отвечаю, что, как не признаю по своим убеждениям никакой власти, в том числе и Советской, я никаких обязательств дать не могу и потому предложенную мне подписку подписать отказываюсь, но добавляю, что уезжать и вообще скрываться от власти я не собираюсь и не буду».

22 декабря после нового допроса В. Г. Чертков записал в протоколе: «Не признавая по своим религиозным убеждениям никакой насильственной государственной власти, не смотрю на этот так называемый “протокол” как на официальную бумагу, которую я был бы обязан подписать. Если же подписываю ее, то только как простое заявление, которое может устранить ненужные недоразумения» [309].

Итогом этих допросов было предложение выслать В. Г. Черткова за пределы РСФСР. 27 декабря 1922 г. Комиссия НКВД по административным высылкам принимает решение о высылке В. Г. Черткова в Германию на три года «за антисоветскую деятельность, выразившуюся в резкой критике советской власти и агитации против службы в Красной Армии» [310]. В начале 1923 г. в ответ на требование явиться в ГПУ В. Г. Чертков ответил очень красноречивым посланием.

«Получив повестку Секретного отдела ГПУ, предлагающую мне явиться к Вам для дачи показаний по делу № 16655, я на этот раз нахожусь вынужденным сообщить Вам, что, отрицая по моим религиозным убеждениям всякое насилие, я не могу являться ни в какие государственные учреждения для дачи каких-либо “показаний”. Если, получив недавно подобную же повестку, я пришел к Вам 22 декабря, то никак не для дачи показаний, от которых, как Вам известно, я, по существу, и воздержался, а единственно потому, что, заявив перед этим просьбу о возвращении мне взятых у меня при обыске бумаг, я надеялся, что приглашаюсь, собственно, для получения обратно этих бумаг. Убедившись же в настоящее время в том, что от меня действительно ожидается дача показаний, я должен по указанной причине определенно отказаться от исполнения Вашего желания, ибо, добровольно являясь в Ваше учреждение для такой цели, я сам себя поставил бы в фальшивое и стеснительное для себя положение. Но могу, так же как и раньше при подобных же обстоятельствах, прибавить, что если я в состоянии личным объяснением предупредить возникновение каких-либо нежелательных недоразумений или усложнений, то готов для этой цели принять Вас для частной беседы у меня на дому»

Этот тон, столь характерный для В. Черткова, но совершенно немыслимый в новую историческую эпоху, объясняется, по всей видимости, тем обстоятельством, что к этому моменту представители власти уже получили серьезное предупреждение от первого заместителя наркома иностранных дел М. М. Литвинова о «сильной агитации» в защиту Черткова, особенно в Англии – В. Чертков был уже известным всему миру антимилитаристом и правозащитником, имевшим обширные и влиятельные связи.

27 декабря 1922 г. специальной комиссией НКВД В. Г. Чертков был приговорен к высылке в Германию на три года за «антисоветскую деятельность, выразившуюся в резкой критике советской власти и агитации против службы в Красной Армии». Однако по решению Особой комиссии ВЦИК по уголовным делам от 18 января 1923 г. высылка в Европу была заменена отправкой в Крым под надзор органов ГПУ. Вскоре и это решение было отменено [311]. Определяющее значение, вероятно, имело заступничество кремлевских друзей Черткова.

В конечном итоге он не только не был выслан из Советской России в 1923 г., но и вообще не подвергся никаким преследованиям. Сдается мне, что только желания видеть изданными творения Л. Н. Толстого, главным хранителем которых был в этот момент В. Чертков, для столь щадящего отношения к нему недостаточно.

Однако, еще раз подчеркну, этот факт вовсе не свидетельствует об идеологической близости В. Г. Черткова к большевикам. Идеологически В. Г. Чертков с ними принципиально расходился и их методы, построенные на насилии, никогда не принимал. Они, в свою очередь, поддерживая Черткова до революции в его сектантской деятельности, косвенно, но очень успешно способствовавшей разрушению государственного аппарата, после большевистского переворота этому сочувствовать уже никак не могли. В известному нам письме к В. Д. Бонч-Бруевичу В. Г. Чертков прямо указывает своему бывшему сотруднику по делу переселения духоборов, что они «стоят на совершенно противоположных полюсах» и поясняет, в чем главная причина их расхождения: материализм и насилие, следствием которого являются зло и несправедливость, заставляющие страдать миллионы людей [312]. В свою очередь, уже в 1950-е гг. В. Д. Бонч-Бруевич, не отрицая факта сотрудничества в эмиграции с единомышленниками Черткова, утверждал, что оно с его стороны носило характер сознательной парализации влияния толстовства на сектантские массы. Более того, и в личных отношениях с будущим управляющим делами Совета Народных Комиссаров и личным секретарем В. И. Ленина у Черткова были тяжелые периоды. В июне 1902 г. В. Д. Бонч-Бруевич вынужден был оставить свою работу у Черткова по причине конфликта, смысл коего пока непонятен. Тем не менее уже после революции 1917 г. Бонч-Бруевич помог В. Г. Черткову получить очень крупную сумму, которая скопилась уже давно и была связана с продажей толстовской литературы [313].