Труды Государственного музея истории религии - Труды Государственного музея истории религии. Выпуск 8

В отсутствии единообразия логично усмотреть в паломничестве набор признаков, как это и делают Коулмэн и Элснер: «Мы даже можем считать паломничество продуктом соединения разных элементов — таких, как ритуал, организованное путешествие, объекты поклонения, временные «коммунитас» на конкретных пространствах, жертвование времени и сил, просьб и подношений к святым фигурам, т.е. всего того, что существует в других жизненных сферах. Именно потому, что эти элементы существуют где-то еще, паломничество трудно выделить как самостоятельный (discrete) феномен. Каждый конкретный случай может усиливать один или несколько элементов по сравнению с другими…» [66]. Далее они же говорят о паломничестве как о созвездии признаков (constellation of features), куда включены «мифы, ритуалы, нарративы, природные и рукотворные детали». Все вместе это характеризует ландшафт, через которое и осуществляется движение физических тел [67].

Итогом всего вышесказанного можно считать признание того, что на сегодняшний день отсутствует единообразное определение и/или понимание феномена паломничества, не разрешены трудности с выделением его как самостоятельной единицы научного анализа, а участники дискуссий (как это, например, показали опыты российских конференций) просто «не слышат (да и не слушают друг друга». Все это ни в коей мере не прекращает дискуссию вокруг самого Тэрнера, чья модель уже успешно прикладывается к таким явлениям современной жизни, как «реалити-шоу» и проч.

Труды Тэрнера известны и в России, однако преимущественно используются его построения в области теории символов (кстати, в современных условиях при современных средствах распространения информации большинство паломничеств и становятся особенно мощными символами). Общей теории паломничества на русском языке посвящены работы Н. Ф. Ускова, Ф. С. Корандея и И. П. Глушкова [68]. По моим сведениям, в России состоялось всего две конференции, сфокусированные на паломнической тематике: «Паломничество как обряд и поиск: религиозные практики в движении» (октябрь 2006, Франко-Российский центр научных связей по общественным и гуманитарным наукам и Центр изучения религий РГГУ, Москва) и «Феномен паломничества в религиях: священная цель, священный путь, священные реликвии» (ноябрь 2006, Государственный музей истории религий, Санкт-Петербург). На обеих конференциях многие доклады не соответствовали тематике, что свидетельствует об отсутствии устойчивого интереса к феномену паломничества среди отечественных исследователей. В частности, ни на одной из конференций не ставился вопрос о проведении границы между посещением культового объекта в рамках разнообразных религиозных акций и собственно паломничества, а также не поднимался вопрос об особенностях (если таковые существуют) паломничества в православии.

В отличие от терминов из других языков (peregrination, pilgrimage, pelerinage, Pilgerfahrt, паломничество и проч.), этимология индийского аналога — tirtha-yatra или tirthatan — базируется на идее конкретного места (tirtha — брод, переправа, святое место возле воды [69] ) и путешествия (yatra, atan — движение, путешествие). Однако, как свидетельствуют древние и средневековые источники (эпос, правовая литература и паломнические нарративы) и, в значительной степени, современная паломническая практика, движение нацелено не на одну единственную святыню, даже если она включена в дефиницию паломничества (например, kashi-yatra — паломничество в священный город Каши [Варанаси, Бенарес]), но представляет собой перемещение от одной святыни к другой с отправлением повсюду соответствующих данному месту ритуалов или целого комплекса ритуалов.

Одним из свидетельств в пользу такого понимания индусского паломничества является концепция tristhali (трехместья), объединяющая в цепочку последовательные посещения североиндийских городов-святынь Праяга (Аллахабад), Каши и Гайи в рамках единой акции, дополнительно расширенной за счет остановок в пунктах, оказавшихся на пути следования паломников. Один из паломнических нарративов, например, предупреждает: «Коли отправился в Гайю, то великие кшетры Каши и Праяг находятся совсем рядом, так что неверно будет, зашедши так далеко, вернуться обратно, не побывав в них. Поэтому при выходе из дома в паломничество в Гайю, надо осознавать, что и их посещение неизбежно» [70]. Так разъясняется концепция тристхали, подразумевающая, что нелогично не посетить святые места, находящиеся по пути к тристхали: «Если по дороге встречаются другие боги и другие тиртхи, следует выполнять все, что положено» [71]. Судя по ряду трактатов, дошедших до наших дней, [72]именно «передвижение» между этими локусами, проживание в них и совершение множества обрядов определяемых и регулируемых местными брахманами в определенном количестве и последовательности, и составляло костяк классической тиртха-ятры.