Григорий Дьяченко - Искра Божия. Сборник рассказов и стихотворений для чтения в христианской семье и школе для девочек

Отец и мать Даши были люди с достатком и могли бы жить в городе, но так любили деревню, что почти никогда из нее не выезжали, сами занимались полевыми работами или наблюдали за ними и ездили в город только месяца на два в течение зимы, чтобы запастись книгами. Они сами занимались воспитанием своей дочери. Развиваясь на свободе, как полевое растение, она, естественно, полюбила всё, что представляет поле; для нее не было ничего страшного, ничего отвратительного: червяк, лягушка, жук, козявка для нее составляли не только предмет любопытства, но и предмет любви и заботливости. Особенно она любила цветы и птиц. К ним у нее образовалась какая-то странная привязанность. Всякий раз, когда ей случалось видеть их, она подмечала в растениях их разнообразные формы, краски, в птицах их полет, их разнообразный крик. Она давала им свои имена, придумывала для них свои ласки, чувствовала, что в них есть какая-то особенная жизнь, похожая на жизнь человеческую; поэтому здоровалась с ними, как со знакомыми, как будто они могли слышать и понимать ее; простые деревенские цветы она предпочитала пышным, роскошным городским, вырастающим в оранжереях или горшках в комнате. Наши птицы ее занимали гораздо более тех, которых привозят из чужих земель. Отец и мать знали, что она, живя на воле, приобрела большую ловкость и проворство, была смела, и поэтому позволяли ей уходить далеко от дома, нисколько не опасаясь того, что с ней случится какая-нибудь беда. Очень часто она вставала на заре и одна-одинешенька выбегала на луг или в поле и бродила по росе; но чтобы не попортить платья и обуви, она платье подбирала, а башмачки скидывала и ходила босиком. Ее особенно радовало, как блестящие капли скатывались со стеблей к корням растений и, впитываясь в землю, пропадали там.

Любя поле, она благодаря этому полюбила и людей поля – крестьян. Крестьянские дети представлялись ей также вольными птицами, живыми и веселыми. Она видела их в лесу, на деревьях, в кустарниках; она видела тяжелые работы крестьян на пашне и с участием останавливалась и смотрела, как иногда очень старый крестьянин взрывал и бороздил поле, покрытый пóтом, несколько раз останавливаясь на середине нивы; очень часто она видела пастуха, который еще до рассвета выгонял стадо в поле, пускал его бродить по траве, садился где-нибудь на пашне и, не теряя ни минуты, что-нибудь работал. Всякий раз, предполагая встретиться с ним, она выносила ему ломоть хлеба, или кусок пирога, или два-три яйца: остановится подле него и смотрит на бродящий скот, расспрашивает, почему он гоняет коров в ту или другую сторону, какая трава вкуснее и полезнее овцам и коровам, и таким образом – без книг, шутя, дыша ароматическим воздухом, забавляясь видом всего, чем красуется и сверкает весеннее утро, – она училась. Старик очень полюбил ее и сплел для нее детские лапотки.

– На, – говорит он, – ноженьки у тебя такие нежные, не то что у наших детей; смотри, как ты их исцарапала; больно будет, да и маменька, чай, забранит.

– Нет, как же больно? Кровь только течет немножко, да она перестанет, а маменька меня никогда не бранит; но лапотки я у тебя возьму: они такие славные, красивые!

Иногда он ловил для нее маленьких птичек; но это ей не нравилось.

– Нет, – говорила она, – ты лучше мне покажи, где и как они живут; а то, вот видишь, ты ловил и крылышки помял; им больно, да и матери, пожалуй, не найдут, умрут с голоду.

Крестьянин слушался ее, подмечал разные птичьи гнезда и когда видел Дашу, то призывал ее к себе и показывал их. Очень часто эта замечательная девочка всходила на высокую гору, и, сидя или прислонившись к дереву, сама свежая, как древесный лист, и молчаливая, как тень, она смотрела вдаль и задумывалась. Мать часто видела ее в таком положении, приходила к ней и спрашивала:

– Что ты тут делаешь, Даша?

– Смотрю, маменька.

– Что же ты смотришь?

– А так – смотрю, да и только.

– Что ж, это тебе хорошо кажется?

– Да, так хорошо, что никогда, кажется, с этого места не сошла бы.

Так проходила ее детская жизнь. Вот вздумала она однажды насадить свой особенный садик; выйдет в поле, полюбится ей там какой-нибудь цветок – она выкопает его со всем, с землей, так, чтобы не повредить ни одного корешка, принесет в сад такой же земли, из которой она его выкопала, и посадит. Таким образом у нее собрался большой цветник.

Прошло много лет. Отца и матери у Даши уже не было. Бедность и разные несчастные обстоятельства заставили ее продать землю и родной домик; но этих средств было слишком мало для ее содержания. Надобно было работать ей самой. К счастью, она получила образование. Ни Петербург, ни Москва ей не нравились; ее душе, развернувшейся под влиянием естественных впечатлений и самых простых привычек, была до крайней степени противна искусственная, принужденная жизнь столиц. Она приехала в один маленький город; обращается к одной знатной даме и говорит, что она намерена завести школу.