Григорий Дьяченко - Искра Божия. Сборник рассказов и стихотворений для чтения в христианской семье и школе для девочек

Доктор немного растерялся: операция еще не была сделана, и он пытался извинить свое замедление недостатком времени и заботой о других больных. Но императрица выразила ему свое неудовольствие.

– Предупреждаю вас, – сказала она, – что я не намерена выслушивать завтра подобных объяснений, и требую, чтобы дело было окончено сегодня же.

Однако на другой день оказалось, что к операции не приступали. Императрица вспыхнула от гнева.

– Как, – воскликнула она, – несмотря на мои приказания?

– Умоляю, Ваше Величество, не гневайтесь на меня, – ответил доктор, – я, право, не виноват. Эта женщина просто сошла с ума: она объявила, что допустит операцию лишь в вашем присутствии. Я не посмел доложить вам об этом вчера.

– Как вам не стыдно! – заметила императрица, – за что вы промучили ее даром?

Она приказала немедленно подать карету, взяла с собой доктора, поехала в больницу и присутствовала при операции.

Императрица Мария Феодоровна входила во все малейшие подробности воспитания детей во многих заведениях, вверенных ее попечению. Она заботилась даже об удовольствиях своих питомцев: посылала им лакомства, доставляла различные развлечения.

Один мальчик принужден был долго лежать в постели по болезни; императрица приказала ежедневно доносить ей о состоянии его здоровья и снабжала его картинками, карандашами и разными безделушками.

Все воспитанники института при воспитательном доме во всю свою жизнь пользовались покровительством этого заведения и могли возвращаться туда, когда были недовольны своими местами в частных домах. Всё было продумано нежным сердцем императрицы. И приезд ее в институт был настоящим праздником: дети с радостными лицами бросались к ней.

Однажды тайный советник Муханов, сопровождавший Государыню при одном из ее посещений воспитательного дома, выразил удивление, что она нежно целует ручки и ножки несчастных подкидышей, осматривает белье на кормилицах и тому подобное.

– Ох, – отвечала она, – все эти брошенные дети теперь мои и во мне должны находить попечение, которого лишены.

Испокон веку народ говорит: «Жена добрая, домовитая во сто крат ценнее золота, не в пример дороже камня самоцветного». Правдиво это русское известное слово: правду его Иван Григорьевич на себе сознал. Хозяйка у него молодая, всего двадцати двух лет, но такое сокровище, что дай Бог всякому доброму человеку. Свежая, здоровая, из себя пригожая, Аграфена Петровна вот уже пятый год живет за ним замужем и, хоть Иван Григорьевич больше чем вдвое старше ее, любит седого мужа всей душой, день и ночь благодаря Создателя за счастливую долю, посланную ей.

Тихо и мирно проходила жизнь этой любящей и всеми любимой женщины. Всегда спокойная, никогда ничем не возмущаемая, красным солнцем сияла она в мужнином доме, и куда в люди ни показывалась – везде ей были рады, как светлому гостю небесному. Куда ни войдет – всюду несет с собой мир, лад, согласие и веселье. При ней и мрачные старики, угрюмо на постылый свет глядевшие, молодели и, будто сбросив десяток годов с плеч долой, становились мягче, добрей и приветливей. Никогда не слышно было при ней пересудов, ни злых попреков, ни лихих перекоров. Как достигла Аграфена Петровна такого влияния на всех своих знакомых – сама не знала и другие не ведали. Как-то само собой вышло; а когда началось и с чего началось, никто бы не сумел дать и ответа.

Самый вздорный человек, самый охочий до ссор и брани, стихал на глазах кроткой разумницы и потом сам на стороне говорил, что при Аграфене Петровне вздорить никак не приходится. Росла она круглой сиротой, но святой Божий покров всегда был над ней. За молитвы, видно, родительские не довелось Груне изведать горечи и тяготы, неразлучных с сиротской долей. С младенческой колыбели до брачного венца никогда почти не знавала она ни бед, ни печалей, а приняв венец, рай в мужнин дом внесла и царила в нем. Почти не знала она бед и печалей, но не совсем же они были ей неведомы. Без горя, без печали человеку века не изжить. И над Груней, еще девочкой, внезапно грозой разразилась беда тяжелая, и пришлась бы она ребенку не под силу, если б не нашлось добрых людей, что с любовью отвели грозу и наполнили мирным счастьем душу девочки.

Отец ее достатки имел хорошие и жил душа в душу с молодой женой, утешаясь, не нарадуясь на подраставшую Груню. Дети у них не жили, поэтому крепко любили родители белокурую дочку свою. Поехали отец с матерью в Нижний на ярмарку – там у них в Щепяном ряду, на Песках, лавка была; взяли они с собой и маленькую дочку. Год был тяжелый: холера на ярмарке губила народ. У Грунина отца в день двое молодцов заболело, свезли их в больницу, там они и померли. Прошел день, другой. Разом у Груни отец с матерью заболели, и их свезли также в больницу. Одна-одинешенька осталась в лавке Груня. Урвавшись как-то от соседних торговцев, Христа ради приглядывавших за маленькой девочкой, она, не пивши, не евши, целый день бродила по незнакомому городу, отыскивая больницу; наконец, выбившись из сил, заночевала в кустах волжского откоса.