Григорий Дьяченко - Искра Божия. Сборник рассказов и стихотворений для чтения в христианской семье и школе для девочек

Прошло более получаса; наконец она позвонила; выспавшийся камердинер принес ей воды, и тогда императрица объявила ему, что его дремота долго мучила ее жаждой.

Екатерина садилась за обед в два часа. За столом находилось всегда восемь или десять особ. Обходились просто, говорили свободно. Рассуждали иногда о европейских новостях, о поступивших в свет сочинениях, о смешных приключениях, причем не позволялось обидных слов насчет другого: Екатерина не терпела злословия. Гости видели в ней ласковую, добрую хозяйку, а не императрицу, и время, проведенное с ней, оставалось у всех надолго в памяти. Она дорожила самолюбием каждого; обращала внимание на его рассуждения, соображая, что кто доволен собой, тот доволен и ею. Природа наделила Екатерину превосходным искусством восхищать взоры, душу и сердце.

После обеда, выпив чашку кофе, Екатерина уходила в свой кабинет, садилась за рукоделие, вязала на длинных спицах из шерсти одеяла, фуфайки, а начальник воспитательных заведений Иван Иванович Бецкой читал ей книги. Ужинов, кроме праздничных дней, не было. В десять часов она удалялась, ложилась в постель, пила кипяченую воду и спокойно засыпала. Императрица исполняла с точностью все уставы веры, слушала в воскресные и праздничные дни заутрени, обедни, соблюдала посты и собою подавала пример в благочестии.

Марья Ивановна [54] Дочь капитана Миронова, убитого мятежниками во время пугачевского бунта, приехавшая в Петербург просить за своего жениха Гринева, заподозренного в измене. , узнав, что Двор находился в то время в Царском Селе, решилась тут остановиться. Ей отвели уголок за перегородкой. Жена смотрителя тотчас с ней разговорилась, объявила, что она племянница придворного истопника, и рассказала, в котором часу Государыня обыкновенно просыпалась, кушала кофей, прогуливалась. Марья Ивановна слушала ее со вниманием.

На другой день рано утром Марья Ивановна проснулась, оделась и тихонько пошла в сад. Утро было прекрасное, солнце освещало вершины лип, пожелтевших уже под свежим дыханием осени. Широкое озеро сияло неподвижно. Проснувшиеся лебеди важно выплывали из-под кустов, осеняющих берег. Марья Ивановна пошла около прекрасного луга, где только что поставлен был памятник в честь недавних побед графа Румянцева. Вдруг белая собачка английской породы залаяла и побежала ей навстречу; Марья Ивановна испугалась и остановилась. В эту самую минуту раздался приятный женский голос:

– Не бойтесь, она не укусит.

И Марья Ивановна увидела даму, сидевшую на скамейке противу памятника. Марья Ивановна села на другом конце скамейки. Дама пристально на нее смотрела; а Марья Ивановна, со своей стороны бросив несколько косвенных взглядов, успела рассмотреть ее с ног до головы. Она была в белом утреннем платье, в ночном чепце и в душегрейке. Ей казалось лет сорок. Лицо ее, полное и румяное, выражало важность и спокойствие, а голубые глаза и легкая улыбка имели прелесть неизъяснимую. Дама первая прервала молчание.

– Вы, верно, не здешние? – сказала она.

– Точно так-с: я вчера только приехала из провинции.

– Вы приехали с вашими родными?

– Никак нет-с. Я приехала одна.

– Одна! Но вы так еще молоды.

– У меня нет ни отца, ни матери.

– Вы здесь, конечно, по каким-нибудь делам?

– Точно так-с. Я приехала подать просьбу Государыне.

– Вы сирота: вероятно, вы жалуетесь на несправедливость и обиду?

– Никак нет-с. Я приехала просить милости, а не правосудия.

– Позвольте спросить, кто вы таковы?

– Я дочь капитана Миронова.

– Капитана Миронова! Того самого, что был комендантом в одной из оренбургских крепостей?

– Точно так-с.

Дама, казалось, была тронута.

– Извините меня, – сказала она голосом еще более ласковым, – если я вмешиваюсь в ваши дела; но я бываю при Дворе; изъясните мне, в чем состоит ваша просьба, и, может быть, мне удастся вам помочь.

Марья Ивановна встала и почтительно ее благодарила. Всё в неизвестной даме невольно привлекало сердце и внушало доверенность. Марья Ивановна вынула из кармана сложенную бумагу и подала ее незнакомой своей покровительнице, которая стала читать ее про себя.

Сначала она читала с видом внимательным и благосклонным; но вдруг лицо ее переменилось, – и Марья Ивановна, следовавшая глазами за всеми ее движениями, испугалась строгому выражению этого лица, за минуту столь приятному и спокойному.