Том Райт - День, когда началась Революция. Казнь Иисуса и ее последствия

Второе послание к Коринфянам резко отличается от Первого не только по настроению, но и по литературному стилю. Это можно объяснить тем, что Павел был совершенно раздавлен событиями в Эфесе, о чем сам он пишет в первой главе. Он не рассказывает, что именно произошло, но, похоже, эти события ставили под угрозу его жизнь и также вывели из равновесия его ум и сердце. И на этом фоне он получил весть (или вести) от церкви Коринфа, которая и по тону, и по содержанию глубоко его огорчила. Там появилась соперничающая группа учителей, которые презрительно относились к самому Павлу и его служению, его стилю, его методам, а также к его страданиям. Если б он был настоящим апостолом – таким же, как мы, – ничего этого с ним не случилось бы! Конечно, об этом мы знаем только из ответа Павла, но мы видим из его слов и тона, что оппоненты считали его позором для церкви. Как можно уважать человека, который претерпевает такие неприятности?

Отвечая коринфянам, Павел объясняет, что его служение отражает весть Мессии и его крест. В Послании много неожиданных поворотов – быть может, Павел диктовал его урывками, путешествуя по северу Греции, – но вот в чем состоит его суть: Павел говорит, что настоящий апостол в своем служении показывает, как на него самого повлиял Мессия, тот Мессия, чья смерть перевернула все обычные ожидания и все представления о власти. Тут Павел как бы развертывает те мысли, которые выражены в Послании к Галатам 2:19–20. Он был сораспят с Мессией и теперь живет жизнью Распятого и Воскресшего, в его страданиях и славе. Легко сказать: «Ибо мы не себя проповедуем, но Иисуса Мессию как Господа, а себя как рабов ваших, ради Иисуса» (4:5). Каждый может так думать теоретически, но совсем другое дело мучительно переживать это на практике:

Но сокровище это мы носим в глиняных сосудах, чтобы превосходство силы принадлежало Богу, а не было от нас. Со всех сторон мы угнетаемы, но нам не тесно; мы в недоумении, но не в отчаянии; гонимы, но не оставлены; низвергаемы, но не гибнем; всегда, где бы мы ни были, мы носим в теле мертвость Иисуса, чтобы и жизнь Иисуса в теле нашем была явлена. Хотя мы еще живы, мы предаемся непрестанно на смерть ради Иисуса, чтобы и жизнь Иисуса была явлена в смертной плоти нашей. Так что смерть действует в нас, а жизнь в вас (4:7–12).

А вот другое место, где Павел, еще искуснее пользуясь риторикой, объясняет, что жизнь апостола в страданиях и позоре – не повод для стыда, но свидетельство подлинного служения:

Мы о самих себе заверяем, как Божии служители: в терпении великом, в скорбях, в нужде, в тесноте; под ударами, в тюрьмах, в смутах; в трудах, без сна, без пищи; в чистоте, в знании, в долготерпении, в благости, в Духе Святом, в любви нелицемерной, в слове истины, в силе Божией, с оружием праведности в правой и левой руке, в чести и в бесчестии, при дурной молве и при доброй; как будто обманщики – хотя и верные; как будто неизвестные – хотя всем известные; как будто умирающие – а вот, мы живы; как будто наказываемые – а все же не убиты; как будто печальные, но всегда радующиеся; как будто нищие, но многих обогащающие; как будто ничего не имеющие – но всем обладающие (6:4–10).

И затем, еще усилив драматизм и в этот раз намеренно дразня своих адресатов, он перечисляет все свои «достижения» – только все они оказываются не такими, как нужно, потому что демонстрируют его слабость (11:21–12:7). Сам Господь говорит ему: «Довольно тебе благодати Моей; Моя сила достигает совершенства в слабости» (12:9). И потом он говорит:

Поэтому очень охотно я буду хвалиться скорее немощами моими, чтобы вселилась в меня сила Мессии. Поэтому я радуюсь немощам, обидам, нужде, гонениям и притеснениям за Мессию: ибо когда я немощен, тогда я силен (12:9–10).

Суть дела тут не в том, что Мессия однажды умер и его смерть навсегда изменила мир, хотя это и правда. И это не просто «механизм» спасения, хотя мы были бы вправе так сказать. Распятие Мессии не было странным единичным событием, через которое Бог сделал что-то с грехом и смертью, после чего все вернулось в обычное состояние: власть осталась такой же, как ее обычно понимали, и люди вернулись к привычной жизни, где есть честь и стыд, похвальба и престиж, социальная иерархия и претенциозность, как прежде. Нет, именно в силу того, что на кресте открылась сама природа Бога, действующего с помощью жертвенной любви, чтобы упразднить все структуры власти, справившись с грехом, который и давал этим структурам силу, теперь та же природа действует в служении благой вести – и не только через слова, но через характер и обстоятельства жизни тех людей, которые эти слова произносят.