Том Райт - День, когда началась Революция. Казнь Иисуса и ее последствия

Именно это мы видим в Иисусе. Он провозглашал наступление Царства Божьего и на земле, как на небе. Ярким символом этого была еврейская Пасха, так что Иисус выбрал Песах, чтобы заявить через символы и слова, что Бог Израилев теперь наконец избавляет свой народ от темных сил, угнетавших его, – от тех сил, в отношении которых вооруженные оккупанты были просто видимым знаком. «Кровь завета», как в Исходе 24:8, похоже, отражала новое понимание крови пасхального агнца, и это соответствовало заявлению Иисуса об установлении нового завета, о котором говорится у Иеремии 31:31. Однако эта новая Пасха должна была стать победой над силами зла (несмотря на то, что это была победа через смерть Иисуса от рук оккупационных властей, что не похоже на символ великой победы!) по той причине, что то же самое событие, смерть Иисуса, должно было стать началом заключения нового завета в духе Иеремии, такого завета, благодаря которому будут прощены грехи и потому, разумеется, наконец-то закончится изгнание.

Обновление завета объясняется принципом представительного замещения , тем, что «Раб», израильтянин из израильтян, берет на себя судьбу народа, всего мира, «многих». И этот принцип просто сводится к верной любви, которую человек по имени Иисус снова и снова проявлял, когда прикасался к прокаженному, или к нечистой женщине, или к мертвому телу на носилках. И когда у того же Иоанна Иисус говорит: «Больше той любви никто не имеет, как кто душу свою положит за друзей своих» (15:13), – это не кажется чем-то радикально новым, это просто краткое описание того, каким Иисус был все время. Теории искупления не нужно накладывать как нечто внешнее на абстрактную историю Иисуса, как часто пытались делать. Они вырастают из тех историй жизни Иисуса, которые у нас уже есть. Поразительно, как мало создатели «богословия искупления» обращались к четырем евангелистам.

Лишь позже, оглядываясь назад, первые последователи Иисуса поняли, что именно происходило в ту последнюю волнующую неделю, что означали Тайная Вечеря и крест. В частности, только задним числом они осознали, что главным элементом Пасхи, главным фактом Царства, которое возвещал Исаия («Воцарился Бог твой», 52:7), было славное личное присутствие Бога Израилева и что они, сами того не понимая, были тому свидетелями. Иоанн говорит о том прямо (слава Божья открылась через дела Иисуса, а особым образом на кресте), но и трое других евангелистов также по-своему это показывают, как то, разумеется, делает и Павел. И именно этот элемент связывает все концы воедино и придает всему событию тот уникальный смысл, которое оно в конечном итоге обретает. Стоит от этого отказаться, и мы в очередной раз получим окрашенную язычеством доктрину, в которой некто бросается под колесо истории, чтобы оно начало крутиться в другом направлении.

Это был образ Швейцера. Он сильный и передает какую-то правду. Но тут легко представить себе слишком человеческого Иисуса, который героически старается изо всех сил вынудить Бога Израилева вмешаться в события, хотя за всем этим стоит непонимание. Мы вправе думать, что первые христиане не находили нужных слов, когда говорили о смысле креста, как и нам тут не хватает нужных слов. Но если мы говорим о Пасхе и новом Исходе, если говорим о возобновлении завета и прощении грехов, что у Исаии сопровождается возвращением славного Божьего Присутствия, если говорим о «Рабе» из гимнов Исаии, который странным образом воплощает в себе «руку YHWH», если, не заботясь о богословских тонкостях, простым языком рассказываем о человеке, который был поразительным и в то же время поразительно знакомым сочетанием силы, мудрости и, прежде всего прочего, сострадания – тогда мы снова можем обратиться к Павлу, кратко выразившему смысл всей этой истории. Стоит убрать этот элемент – и, как и в случае предложенного Швейцером образа, мы скатимся к язычеству иного рода. Стоит о нем вспомнить, и ответ на вопрос «Что произошло в Страстную пятницу?» будет звучать просто, хотя трудно себе вообразить, какие великие последствия он имеет: «Бог примирил с Собою мир в Мессии» (2 Кор 5:19).

Это, конечно, далеко не все, что тут можно сказать. Значит ли это, что Бог страдает? Что означал вопль распятого Иисуса, который почувствовал, что Бог оставил его? Мы еще к этому вернемся. Но мощное историческое впечатление, которое дают четыре Евангелия в целом, таково: Иисус совершил то, что должен был (как он сам сказал) совершить Бог Израилев; этот человек олицетворял собой, воплощал в себе то, каким Бог Израилев (как он сам постоянно говорил в Писании Израиля) должен был быть. Новая Пасха произошла потому, что столп облачный и огненный – хотя теперь в странном и незабываемом виде, в подобии избитого и сломленного человека – снова явился, чтобы избавить народ. Завет был обновлен по причине крови, которая была знаком предельной верности Бога своему народу, несущей в себе жизнь крови, которая говорила о божественной защите и о жертвенной любви Бога. В Деяниях 20:28 Павел говорит о «Церкви Божией, которую Он приобрел Себе кровию Своею». Прощение пришло потому, что тот, кто был «рукой YHWH», «был изранен за наши грехи, терпел мучения за нашу вину» (Ис 53:5). Крест стал и символом, и реальным делом умирающей, а потому бессмертной любви Бога Израилева.