Том Райт - День, когда началась Революция. Казнь Иисуса и ее последствия

Итак, нет теперь никакого осуждения для тех, кто в Мессии Иисусе! А почему? Потому что закон Духа жизни в Мессии Иисусе освободил меня от закона греха и смерти.

Ибо Бог совершил то, что Закон (бессильный из-за плоти человеческой) не мог сделать. Бог послал Своего Сына в подобии плоти греха и как жертву за грех и именно в этой плоти осудил Грех для того, чтобы правильное и верное решение Закона исполнилось в нас, не по плоти живущих, но по духу (8:1–4).

Это утверждение смотрит назад, по меньшей мере на Римлянам 2:1–11, где Павел говорит об «осуждении», которое падет на делающих зло. Он уже сказал, что те, кто «в Мессии», уже выслушали приговор суда – их объявили «правыми» или «оправданными». Он уже обещал, что «оправданные кровью его» (5:9) будут избавлены от будущего гнева. Теперь же мы понимаем, что он имел в виду. «Нет теперь никакого осуждения для тех, кто в Мессии… ибо Бог… именно в этой плоти осудил Грех». Меру наказания определили. Но оно пало на сам Грех – на многосоставную, накопленную и персонифицированную силу, которая так разрушительно действует на мир и на жизнь людей.

Тут одна вещь особо достойна нашего внимания. Павел не говорит, что Бог наказал Иисуса. Он провозглашает, что Бог наказал Грех в плоти Иисуса. Разумеется, распятие не становится менее ужасным из-за того, что Павел, глядя на это событие с богословской точки зрения, говорит, что тогда наказан был грех, а не Иисус. Это не облегчает ту боль – физическую, психическую и духовную, – которую в тот день вынес Иисус. Но с богословской точки зрения – включая сюда те выводы, которые касаются многих аспектов учения и практической жизни Церкви, – это огромная разница.

С этой точки зрения смерть Иисуса – действительно наказание . В ней был наказан Грех – повторим, не Иисус, – но это все равно наказание. И она, несомненно, носит характер замещения : Бог осудил Грех (во плоти Мессии), а потому грешники, которые «в Мессии», избежали осуждения. Один умирает, а многие нет. Об этом же по-своему говорят повествования евангелистов Луки и Иоанна. «Он же ничего дурного не сделал». «Лучше для вас, чтобы один человек умер за народ, а не весь народ погиб». Но подлинный смысл такого замещения можно постичь не в контексте «договора дел», но в контексте повествования о Боге и Израиле, о призвании, в контексте той истории, которая соответствует Библии, происходит «по Писаниям» . Стоит вывести такое замещение из языческого плена, и оно займет свое надлежащее место в еврейском и затем мессианском нарративе, где людей спасают – в тексте 8:4 и других – не ради возможности «попасть в рай», но «чтобы правильное и верное решение Закона исполнилось в нас, не по плоти живущих, но по духу». Люди получают спасение, чтобы «прославиться», то есть чтобы они могли стать людьми в подлинном смысле слова, носить образ Божий, отражать Божью мудрость и любовь миру.

Решение проблемы Греха у Павла стоит в рамках более широкого повествования о Царстве Божьем – то же самое, каждый в своем стиле, сделали и евангелисты. Новый Исход (освобождение от тех сил, которые порабощают) совершается через решение проблемы грехов, только теперь «грехи» умножились в крайней степени и стали «Грехом»; так две истории соединились в одну. Иными словами, Павел пересказал длинную и печальную историю Израиля, дойдя до момента «рабства» в «изгнании», как это делает Книга Второзакония 28. Израилю нужно новое начало, подобное тому, о котором говорит Второзаконие 30 – Павел приводит цитату отсюда в Римлянам 10 именно в таком смысле. Но для этого, как говорили пророки, Израилю нужно было избавиться от грехов, только так могло завершиться «изгнание». Павел, пересказывая сложное, но цельное повествование, показал, как это связано с более широким ожиданием «нового Исхода». И в центре этого повествования, объединившего две истории, стоит Мессия, который, будучи представителем Израиля, становится тем «местом», где Грех действует с особой силой. Это в очередной раз перекликается с четырьмя Евангелиями, где, как мы видели, все виды зла собираются, подобно грозовой туче, когда Иисус начинает провозглашать приход Царства. Они объединяются и в конце концов со всей яростью обрушиваются на него. Такую историю рассказывают евангелисты. Она же стоит за текстом Деяний 4:23–31, когда там цитируется Псалом 2. Эту историю Павел включил в свое сильное и крайне важное сжатое утверждение.

Пересказывая эту историю именно таким образом, Павел решительно утверждает: самый глубокий смысл креста надо искать в повествовании об Израиле. Тут его место навсегда. Когда крест вынимают из этого контекста, как я уже говорил, остается окрашенная язычеством история, где смерть Иисуса отделена от любви Бога-Творца. Это делали слишком часто, хотя сам Павел открыто отметает такую возможность. По замыслу Бога , говорит он, Тора должна была собрать Грех в одну кучу: именно Сын Бога , его второе Я, был послан в подобии плоти греха. Это было проявлением любви Бога , о чем Павел говорит в 5:8 и что он повторяет в 8:31–39. Если я посылаю кого-нибудь исполнить нужную, но ужасную задачу вместо меня, это вряд ли будет проявлением любви. Скорее это будет манипуляцией, окрашенной равнодушием, если не цинизмом. Смерть Иисуса могла стать проявлением – самым совершенным проявлением – любви Бога, той любви завета, которая, как мы видели, лежит в основе надежды Древнего Израиля на спасение и обновление завета, лишь в том случае, если, посылая своего Сына, Бог завета послал самого себя. Павел говорит именно об этом.