П Сладкопевцев - Древние палестинские обители и прославившие их святые подвижники

7. «Отчего не должно принимать в общежитие праздношатающихся?» – «Так как они, входя в общежитие, приносят лишь скорбь, то лучше не принимать их, а дать им благословение и отпустить» (Ответ 594).

8. «Иногда приходят к нам, по вере своей, женщины и матери братий наших, и мы принимаем их в келье вне монастыря, которая имеет окна в монастырь. Должен ли я сквозь эти окна беседовать с ними или нет?» – «Если женщины будут иметь повод прийти к вам Бога ради, а не для того, чтобы видеть место, и не по одному только желанию своему, а единственно для того, чтобы услышать слово Божие или принести что-нибудь для обители, и потому необходимо беседовать с ними, то беседуй, но понуждай себя сохранять глаза твои, ибо кто смотрит на женщину с вожделением, уже прелюбодействовал с нею в сердце своем (Мф. 5:28). А всякое дело, Бога ради совершаемое, Бог покрывает. Беседуй же не с человекоугодием, не как ищущий похвалы, но от чистого сердца простри помысл свой к Богу, и если это будет мать кого-либо из братий и придет по какой-либо нужде, побеседуй с нею по заповеди, которую имеешь; без нужды же не должно делать и сего, ибо сын ее может при вашей помощи подать ей требуемое, впрочем, не в излишестве, но сколько ей будет необходимо» (Ответ 601).

Таковы важнейшие вопросы, на которые Елиан считал необходимым получить разрешение от старца Иоанна Пророка. И стал он управлять обителью преподобного Серида в духе ее основателя и великих старцев Варсонофия и Иоанна. Он со всем рвением заботился о благоустройстве и процветании обители и поддержании в ней того духа, какой столь явно обнаруживался в поведении и трудах братий при ее великом основателе. Но и с кругом присных своих Елиан не прерывал сношений; там, за стенами мирной обители, все еще оставалась в живых его престарелая бабка, жили еще и ее племянники. Пожив несколько времени с племянниками, старица захотела жить отдельно. И вот Елиан позаботился устроить для нее особое помещение в близлежавшем городе; распорядился, чтобы в свое время доставлялось ей все необходимое, наблюдал, чтобы жизнь старицы была покойна. Он наблюдал за слугами и домочадцами своей бабки, заботился об их нравственном настроении: наставлял их на добрый путь, утверждал в страхе Божием, питал и одевал их с рассмотрением, чтобы не подать им повода к невоздержанию; он говорил им: «Почитайте себя уже не рабами, но свободными, так как вы обеспечены и успокоены гораздо более, нежели владеющие имениями».

Смотрел Елиан и за имениями бабки, наблюдал, чтобы с разных ее земель и угодий шли полные доходы и чтобы из имения ее ничего не пропадало. Старица по временам посещала обитель и ее настоятеля, своего внука. Елиан ласково принимал ее и беседовал с нею, расспрашивая, покойно ли ей жить и что ей особенно нужно. В то же время Елиан должен был заботиться и о своих землях и угодьях, которые еще не были проданы.

Освободился Елиан от внешних забот и попечений, когда бабка его отошла в другую жизнь. Тогда рабов и домочадцев ее он отпустил на волю, земли и угодья распродал. Тогда же Елиан, согласно с волею Божиею, продал и свои собственные земли, и деньги, вырученные за них, употребил на пользу своей обители.

Дальнейших сведений о жизни и подвигах преподобного Елиана в церковно-исторических сочинениях не находим.

Преподобный Виталий(память 22 апреля) жил во второй половине VI и в начале VII века. Вступив в обитель преподобного Серида в молодых годах и взяв на себя спасительное иго подвижничества, он до шестидесятого года своей жизни пребыл в этой обители в посте, воздержании, молитве, распиная и умерщвляя плоть свою со страстями и похотями, совлекаясь ветхого человека и облекаясь в нового, в духовную одежду нравственной чистоты и святости. Но потом Виталий оставил обитель и переселился в Александрию; там он принял на себя необычайный подвиг, стал вести жизнь, которая в глазах людей казалась мерзкою и предосудительною, а в очах Божиих была угодна и спасительна: он спасал блудниц, обращая их от порочной жизни на путь истины и добродетели.

Прибыв в обширный город, кипевший многолюдством, славившийся просвещением и торговлею, преподобный Виталий узнал и записал по именам всех блудниц в городе и начал усердно творить Богу молитву о каждой отдельно: он умолял милосердие Божие помиловать Свои несчастные и погибавшие творения, украшенные образом и подобием Божиим, и обратить их на путь добродетели. Образ жизни он повел такой: целый день он с утра до вечера работал в городе как поденщик и за работу получал двенадцать монет. Из заработанных денег на одну монету покупал бобов и после захода солнца вкушал их; вечером же шел в дом разврата. Там он входил к блуднице, отдавал ей остальные деньги и говорил: «Вот тебе деньги; прошу тебя, соблюди себя в чистоте эту ночь», затем затворялся с ней в комнате. Она спокойно спала, а старец, став в углу, всю ночь пребывал в молитве и прилежно молился о ней Богу. Утром, уходя от блудницы, просил ее никому не говорить, что он тут делал. Следующую ночь старец проводил у другой блудницы и, таким образом обойдя всех, начинал снова с первой. Господь, видя ревность старца о спасении погибавших душ, благословил его святые ревность и труд: некоторые блудницы, видя, как старец целую ночь молится о них, об их спасении, приходили в чувство, стыдились, что во время его молитвы они лежат и спят, вставали с постели и, преклонив колена, начинали вместе с ним молиться. Старец спешил воспользоваться таким минутным их настроением: он увещевал их обратиться на путь правый, грозил им Страшным судом, претил [488] Прещать, претить (кому? чем?) – угрожать, стращать. – Примеч. ред . вечными муками в аду, но в то же время и обнадеживал милосердием Божиим. Они умилялись душой, сознавали гнусность своего поведения и давали обещание исправиться. И вот дивное произошло в Александрии явление: одни из блудниц, оставив дом порока и разврата, вышли за законных мужей; другие удалились в женские обители, где подвигами покаяния, поста и молитвы старались загладить прежнюю порочную жизнь и испросить у Бога прощение своих грехов; иные, и не выходя замуж и оставаясь в мире, проводили, однако же, беспорочную жизнь, питаясь трудами рук своих. Но такие благие успехи достигнуты были с великими скорбями и страданиями для благодетеля падших. Народ, видя, как старец-монах каждый вечер входит в дом разврата и проводит там ночь, соблазнялся о подвижнике: и за глаза и в глаза его поносили и укоряли; встречая его на улице, идущего к непристойному месту, говорили: «Иди, окаянный, ждут тебя блудницы», – и плевали на него. Старец же кротко переносил все укоры и поношения и в сладость душе слушал, как его все почитали великим грешником. Иногда на укоры и брань кротко отвечал: «Не такой же ли человек и я, как все, не тою же ли плотью обложен? Ужели черноризцев Бог создал бесплотными? Поистине и черноризцы суть человеки». Иные говорили старцу: «Отец, отец! Что ты делаешъ? Сними лучше с себя иноческий образ, чтобы он не бесчестился твоим поведением, возьми одну из блудниц себе в жены и живи, как все порядочные люди». Старец, как бы гневаясь, отвечал таким: «Не послушаю вас: что мне за выгода – взять жену и заботиться о ней, печься о детях, о доме и проводить дни в заботах и трудах? Зачем меня судите? Ужели вам за меня отвечать Богу? Пекитесь каждый сам о себе, а меня оставьте в покое. Один есть судия всех – Бог, Который и воздаст каждому по делам его». Патриархом Александрийским был в то время знаменитый нищелюбием и благотворениями св. Иоанн Милостивый. Донесли клирики святителю, что некий инок соблазняет весь народ, входя каждую ночь к блудницам, но святитель Божий не верил их словам, помня случай, бывший при нем, как один святой жизни инок, от природы евнух, оклеветанный в том же беззаконии, какое приписывали Виталию, был напрасно наказан. Патриарх увещевал клириков не осуждать никого, особенно же иноков. «Не знаете ли, – говорил он клирикам, – что сделал на Первом Вселенском Соборе император Константин Великий, когда некоторые епископы и клирики вручили ему грамоты, в которых были написаны друг на друга предосудительные их дела? Он велел подать зажженную свечу и, не прочтя записок, сжег их перед всеми, причем сказал: “Если бы я своими глазами видел епископа или инока согрешающего, то я покрыл бы его своею одеждою”».