Религиозные лидеры всегда знали об этой связи с еврейской Библией, но они просто не могли принять все, к чему вел этот вывод, и нашли для нее другое объяснение. Истолковав еврейскую Библию магически, они заключили, будто сам Бог вдохновил авторов Писания, в частности пророков, на прозрения относительно грядущего Мессии. Эти прозрения не только снабдили их точными словами, которые предстояло сказать Иисусу (и всеми репликами иных людей о нем), но и помогли предсказать деяния, которые Иисус должен был совершить в будущем. А это, по их мнению, в свою очередь станет знамением, которое явит всем и каждому, что Иисус и правда был ожидаемым Мессией.
Это казалось весьма изобретательным решением – до тех пор, пока люди верили, что Бог сам написал Библию и мог поместить на ее страницах тайные подсказки, которые затем, спустя сотни лет, найдут воплощение в одной конкретной, исполненной божественного начала жизни. Разумеется, это также означало, что Богу придется управлять жизнью мира до мелочей, чтобы защитить сакральные тексты от искажения или порчи по мере хода истории. Их скрытые и тайные пророчества должны быть защищены от любых внешних сил – от тех же чужеземных врагов, способных уничтожить еврейское государство, а вместе с ним и еврейские священные письмена: тогда казалось, что такая судьба неизбежно постигает почти все страны. Внешние силы включали и стихийные бедствия – те же наводнения, которые могли уничтожить и страну, и ее священные артефакты. Это также означало, что вездесущий Бог должен был водить рукой писцов, сохранявших библейские тексты, чтобы за сотни лет, пока эти тексты копировались, в них не проникло ни одной ошибки и ни одно слово не было добавлено или изъято. Кроме того, Бог должен был удостовериться в том, чтобы при переводе книг на греческий скрытые указания, что были в них, никоим образом не пострадали. Короче говоря, такая точка зрения предполагала веру в некоего сверхъестественного небесного надзирателя, веками оберегающего священные творения пророков – лишь бы не утратились мистические тайны, лишь бы Мессию узнали, когда он придет.
Любой, кто хочет выявить подлинный смысл Иисуса, должен принять: история Страстей недостоверна
Такая перспектива, требующая суеверного подхода к чтению Библии, при всей своей изобретательности едва ли правдоподобна. Тем не менее она до сих пор преобладает в кругах фундаменталистов. Матфей как никто другой поощрил ее своей формулой: «А это все произошло, чтобы исполнилось сказанное Господом чрез пророка» (1:22), – эту фразу он использовал в тексте не раз и во множестве форм. Иоанн повторяет ту же формулу снова и снова, когда пишет: «Ибо произошло это, да исполнится Писание» (19:36). Однако на самом деле все произошло совсем не так.
Первые христиане, все без исключения евреи, стремясь истолковать силу, присутствовавшую в жизни Иисуса, принялись лихорадочно исследовать священные писания своего народа. Они не только искали способ понять источник его силы, но, что еще более важно, пытались осмыслить, как того, благодаря кому они встретили Бога, могли просто распять на кресте. Пока их раздирал этот внутренний спор, они утешились, когда нашли подтверждение своей веры в священных текстах, в рамках которых стала формироваться их память об Иисусе. Они вместили его жизнь в этот постепенно складывавшийся библейский портрет. Да, Иисус был далек от образа мессии, который должен был прийти заранее предрешенным образом и осуществить чаяния израильского народа, но они просто встраивали историю Иисуса в библейскую модель. Конечно, в нем могли видеть чудесное исполнение пророчеств Писания, коль скоро первые христиане сперва прочли Писания, а затем подогнали под эти ожидания свою память об Иисусе. Сделать это оказалось тем легче, что никаких свидетелей не было. Историю Иисуса могли скроить заново из цельной библейской ткани. Разумеется, он умер «по Писаниям». Подозреваю, даже саму историю Страстей изначально составили религиозные проповедники для выступлений в синагогах, и литургические формы она приняла позже, лишь по мере того, как христиане создали свою богослужебную традицию, расширявшую и даже подменявшую собой еврейскую Пасху – традицию, в которой библейская реконструкция последних событий в жизни Иисуса воспроизводится из года в год как часть литургии Страстной недели.
Опыт Иисуса был реален. Однако евангельское объяснение этого опыта и даже евангельское объяснение смерти Иисуса не имеют ничего общего с историческим воспоминанием. Историю о смерти Иисуса рассказывали так же, как и легенду о его рождении: обе изобилуют мифическими символами, которые воспламеняли воображение Церкви и в конце концов изменили ее память так, что герои драмы стали восприниматься как реальные лица. В истории Распятия такими неисторическими персонажами стали разбойники, распятые вместе с Иисусом, толпа, которая насмехалась над ним, а также Иосиф из Аримафеи, предоставивший гробницу для его погребения. К высказываниям легендарного характера, приписываемым Иисусу, можно отнести все слова, будто бы сказанные им на кресте.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу