Джон Спонг - Иисус для неверующих. Основатель христианства без мифов, легенд и церковных доктрин

Новозаветные тексты расходятся и относительно порядка, в котором произошли события, которые мы сегодня называем Воскресением, Вознесением и Пятидесятницей. У Павла Воскресение и Вознесение – по сути, одно и то же (Рим 1:1–4). Между явлением Иисуса женщинам в саду и ученикам на вершине горы воскресший Господь вознесся на небеса, говорит Матфей (28:16–20). Это событие произошло в три этапа и заняло пятьдесят дней: сначала Воскресение на Пасху, потом, сорок дней спустя, Вознесение, и еще через десять дней – Пятидесятница, утверждает Лука (Лк 24; Деян 1, 2). Воскресение произошло пасхальным утром, Вознесение – в первый день Пасхи, после явления Иисуса одной лишь Марии Магдалине, а Пятидесятница – в вечер Пасхи, когда Иисус «дунул и говорит им [ученикам]: примите Духа Святого», и они тут же получили Святой Дух, сообщает нам Иоанн (Ин 20:1, 17 –23).

Внезапно мы осознаем, сколь сложно понять, в какой момент свершилось наивысшее откровение, ставшее сердцевиной христианской веры. Попытайтесь вместить эту реальность в сознание. Сначала мы находим убедительные данные, со всей определенностью доказывающие, что после Распятия Иисуса имело место некое грандиозное и впечатляющее событие, которое смогло превратить его учеников из трусов и дезертиров в людей необычайной стойкости и внутренней силы – более того, в корне изменить восприятие ими Бога и даже породить новый церковный праздник. Во-вторых, не подлежит сомнению то, что почти каждая деталь, вошедшая в то, как ученики объясняют это событие, противоречит другим рассказам. Наконец, бросается в глаза то, что чем позднее рассказ, тем более он насыщен сверхъестественными, чудесными элементами. Вот проблемы, которые нам нужно решить, если мы хотим разобраться в той путанице, которой окружено зарождение христианства.

Начну свое исследование с замечания: опыт встречи с Иисусом, который пережили ученики, побудил их выйти за рамки своих человеческих ограничений. Чем бы ни была для них Пасха, она уничтожила в них страх, как то показывает героическое поведение учеников после Воскресения; она вывела их за пределы племенных границ, как то ясно дает понять история о схождении на них Святого Духа, наделившего их даром говорить на языках тех, кто их слышит (Деян 2); она разрушила для них религиозные барьеры, что выразилось в появлении нового церковного праздника; и, наконец, она помогла им побороть ощущение собственной смертности, как о том свидетельствует язык Воскресения. И последователи Иисуса сделали то же самое, что в свое время сделали евреи в знаменательные для них дни Исхода: начали выражать свой опыт через литургию. Содержание евангельских рассказов о Воскресении, как и история Страстей, укладывается в литургические формулы.

Внезапно мы осознаем, сколь сложно понять, в какой момент свершилось наивысшее откровение, ставшее сердцевиной христианской веры

В Евангелиях много указаний на то, что объяснение смысла Пасхи дается при помощи средств богослужебного языка. Еврейская Пасха с ее совместной трапезой – литургическое воспроизведение зарождения еврейской нации, и в том же самом контексте, как утверждают авторы Евангелий, впервые стало известно о Воскресении. Воскресение празднуется в первый день недели, ставший новым литургическим церковным праздником христианской общины. Его содержание снова и снова отражает литургический язык, связанный с евхаристией – так, Лука отмечает, что Клеопа и его спутник на пути в Эммаус сообщили: «Он [Иисус] был узнан ими в преломлении хлеба» (Лк 24:35). Наконец, этот язык выражает идею возвращения на родину, к корням: «Он предваряет вас в Галилее; там вы Его увидите» (Мк 16:7). Матфей восполняет недостающие детали данного события: ученики отправились в Галилею и там, «увидев Его, поклонились» (Мф 28:17). Ничто из сказанного не означает, что преобразующий опыт, который мы называем Пасхой, не был реальным. На самом деле это означает, что речь идет об экстатическом переживании, ворвавшемся на миг в сознание учеников из совершенно иной сферы, иной реальности, перед которой они испытывали благоговейный трепет и которой могли ответить только поклонением. Мы уже отмечали: у последователей Иисуса не было такого языка, посредством которого можно было бы передать их глубочайший опыт встречи с Богом, и потому они прибегли к лучшему, что имелось в их распоряжении – а именно языку литургии, во время которой, по мнению людей, устанавливается духовное единение с тем, что они понимают под Богом. Любая попытка понять этот язык богослужения буквально приводит лишь к тому, что сама суть опыта Воскресения оказывается утраченной.