§ 305. Символика и обряды очистительного танца
Обучение colindator [619] History of Religion and «Popular» Cultures, p. 17.
завершалось посвящением в закрытую группу танцоров, так называемых caluchari , [620] См.: Eliade. Notes on the Căluşari, passim; Gail Kligman. Căluş.
исполняющих очистительные танцы. Теперь молодежь обучали уже не песням и традициям новогоднего празднества, а особым пляскам и соответствующей мифологии. Название танца происходит от румынского cal, «конь» (лат. caballus). Группа состояла из семи, девяти или одиннадцати парней, выбранных старшим по возрасту наставником. Они вооружались палицами и саблями, и к тому же каждая группа снабжалась особыми атрибутами — деревянной конской головой и «бунчуком» — пучком целебных растений, укрепленном на древке. Одному из кэлушаров, названному «Немым» или «Маской», как мы увидим, предназначалась особая роль.
Обучались кэлушары в лесах или пустынных местностях в течение двух-трех недель. Накануне Пятидесятницы они, по распоряжению наставника, собирались в тайном месте и, возложив руки на «бунчук», приносили клятву подчиняться обычаям и предписанным им правилам; относиться друг к другу братски; блюсти целомудрие в течение девяти (двенадцати, четырнадцати) последующих дней; соблюдать тайну, а также повиноваться наставнику. Затем они взывали к помощи Царицы фей Еродиады (Иродиады), воздевали вверх свои палицы и стучали ими одна о другую. Разглашение тайны грозило кэлушарам болезнью, которую нашлют на них феи (zine). После принесения клятвы кэлушары уже не расставались вплоть до завершения обрядового цикла.
Некоторыми своими чертами этот обычай напоминает обряд инициации в мужских союзах (Mimnerbund): уединение в лесу; соблюдение тайны; использования «стяга», палицы и клинка; символика конской головы. [621] Князь Дмитрий Кантемир описывает некоторые характерные черты обряда, к XIX веку уже утраченные. Автор «Descriptio Moldaviae» утверждает, что кэлушары говорили женскими голосами и закрывали лица льняными покрывалами, чтобы не быть узнанными; что их репертуар состоял из сотни с лишним танцев, иные из которых требовали исключительной сноровки — умения почти не касаться земли, «словно парить по воздуху»; что ночевали кэлушары в церквях, где до них не могли добраться феи (une). См.: Descriptio Moldaviae (ed. critique. Bucarest, 1973), p. 314.
Главной особенностью кэлушаров была акробатическая ловкость, с которой они в своем танце создавали впечатление полета. Очевидно, что их прыжки, подскоки, галопы и кульбиты изображали конский бег и одновременно — воздушный танец фей (zine). "Одержимые феями", они подпрыгивали и взвизгивали, "будто и правда феи, не касающиеся земли". Отношения между танцорами и феями были парадоксально двойственными: с одной стороны, кэлушары взывали к покровительству Еродиады, с другой — опасались пострадать от фей, составляющих ее свиту. Кэлушары изображали полет фей, но одновременно подчеркивали свою связь с конем, мужским и по преимуществу «героическим» символом. Подобная неоднозначность их взаимоотношений с феями выражалась и в других особенностях обряда. Дней пятнадцать кэлушары, сопровождаемые двумя-тремя деревенскими скрипачами, обходили окрестные селения и хутора, с помощью пляски и музыки пытаясь излечить селян, пострадавших от ворожбы. Существовало поверье, что в эту пору — начиная с третьей недели после Пасхи и вплоть до воскресенья Пятидесятницы — феи летают, поют и танцуют, предпочтительно по ночам. [622] Представления о календарном периоде, приуроченном к Пятидесятнице (когда нечистая сила, в том числе женские сверхъестественные персонажи — южнославянские вилы, восточнославянские русалки — выходит с того света и считается наиболее опасной для живых), именующемся Русальной неделей, русалиями (ср. ниже о наименовании румынских «фей» розалиями), также имеют античные (византийские) истоки: розалии — праздник цветов и поминовения умерших, выходящих с того света.
При этом до людей доносятся звуки бубенчиков, бубнов и других музыкальных инструментов, поскольку на службе у фей состоят скрипачи, рожечники, а также знаменосцы. Лучшая защита от фей — чеснок и полынь, те самые лекарственно-магические растения, которые кэлушары укрепляли на древке своего «бунчука». Они также постоянно жевали чеснок.
Лечебная процедура состояла из нескольких танцев, дополненных соответствующим ритуалом. [623] К больному прикасались целебными травами и натирали ему лицо чесноком; также полагалось разбить кувшин с водой, принести в жертву черную курицу и т. д.
В некоторых местностях считалось, что больного следует вынести за пределы деревни, на опушку леса, где кэлушары плясали вокруг него, пока вожак не касался «бунчуком» одного из танцоров, который сразу падал замертво. Настоящий или симулированный обморок продолжался три-пять минут. В момент падения танцора пациент должен был встать с земли и убежать. В любом случае, двое кэлушаров подхватывали его под руки и уводили как можно скорей. Терапевтическая ценность обморока была очевидна: хворь покидала больного и переходила на упавшего танцора, который тут же «умирал», по потом возвращался к жизни, будучи посвященным.
Читать дальше