Глеб Ястребов - Кем был Иисус из Назарета?

Очень многие учёные вообще не верят в историческую достоверность предсказаний о Страстях. Они рассуждают примерно так: наличие этих предсказаний в Евангелиях само по себе ни о чём не говорит, ибо диктуется логикой христианской веры. Христиане верили, что смерть Иисуса была не случайностью, а сознательной жертвой, а раз так, им естественно было предположить, что Иисус обо всём предупреждал. Значит, если бы даже евангелистам и другим христианам не было известно соответствующее речение Иисуса, они вполне могли его выдумать и вставить в Евангелия, считая самоочевидным, что Иисус не мог об этом не говорить. Вместе с тем, замечают скептики, посмотрим на поведение учеников до и после распятия: разве оно похоже на поведение людей, которые предупреждены? Отнюдь: в панике разбегаются, один ещё и отрекается, а потом все вместе не верят вести о воскресении. Можно, конечно, предположить, что они были глупы и забывчивы, но не проще ли считать, что никаких предсказаний вовсе не было? И как тогда понять последние слова самого Иисуса на кресте («Боже мой! Для чего ты меня оставил?» Мк 15:34), если он обо всём знал заранее? Ещё одно соображение: если Иисус точно знал , что ему предстоят распятие и воскресение (а значит, и последующая история христианства!), почему он не говорил о них подробнее, предостерегая учеников от отчаяния, падений и ошибок?

Эти аргументы довольно серьёзны, и отмахиваться от них как от «материалистических» нельзя. Посмотрим, однако, на дело с другой стороны. Во-первых, Иисус уже знал, чем закончилась проповедь его учителя, Иоанна Крестителя, да и сам регулярно подвергался смертельной опасности как продолжатель его дела — проповеди о Царстве Божьем. И если до казни Крестителя он ещё мог полагать, что Бог сохранит своих вестников от гибели, то после этой казни такой вывод никоим образом не мог быть самоочевидным. С его стороны было бы крайне наивно и даже глупо не считаться с возможностью как минимум ареста, а возможно, и казни. Более того, как мы увидим чуть ниже, на свой последний визит в Иерусалим Иисус запланировал акцию в Храме — акцию смертельно опасную, которую он долго откладывал. Он не мог не понимать, что после неё жизнь его повиснет на волоске. Во-вторых, поскольку он мыслил себя преемником древних израильских пророков, он не мог не оглядываться на их судьбу. Ещё в Ветхом Завете неоднократно говорилось о мученичестве пророков: царь Ахав убил многих пророков (3 Цар 19:10), был умерщвлён священник Захария (2 Пар 24:20–22). В Книге Неемии говорится об убийстве пророков как о закономерности (Неем 9:26). Иисус вполне мог думать, что раз Иоанн Креститель и он сам возродили пророчество в Израиле, то вместе с пророчеством пришло и мученичество, — доказательство чему, как мы уже сказали, судьба Иоанна. Поэтому можно сделать вывод: Иисус считал возможным и даже вероятным, что и его ожидает мученичество .

К I веку богословская концепция мученичества уже получила интересное развитие. А именно: задумываясь над страданиями мучеников (за что им выпала такая участь?), люди стали приходить к выводу: эти страдания — искупительные, за грехи других людей (см., например, 4 Макк 6:28–29; 17:22; Дан 3:39–40 в греческом переводе Септуагинты и т. д.). Поэтому можно предположить следующее: Иисус думал, что, если ему выпадет на долю мученичество, оно будет также носить искупительный характер. Нельзя даже исключать, что в основе Мк 10:45 («Сын Человеческий не для того пришёл, чтобы ему служили, но чтобы послужить и отдать жизнь свою для искупления многих») лежат подлинные слова Иисуса.

Другое дело, что предсказания о Страстях в той форме, в какой они приведены в Евангелиях, скорее всего, дают картину упрощённую, — и в этом смысле аргументы скептиков попадают в яблочко. Иисус не расписывал с уверенностью будущую картину в подробностях. Скорее всего, он лишь говорил, что вскоре Богу может быть угодно, чтобы и он, подобно Иоанну Крестителю, прошёл через смерть. Говорил, однако, он об этом нечасто и, видимо, больше в виде беглых упоминаний и намёков (а не торжественных речей, как это подают евангелисты). Ученикам же не хотелось думать о плохом: казнь Иоанна осталась в прошлом и несколько забылась, а исцеления и экзорцизмы («чудеса»!) наполнили их своего рода эйфорией; казалось, что Царство Божие, желанная теократия уже не за горами, как и их престолы над двенадцатью коленами.

Если Иисус говорил о возможности своей смерти, то он наверняка говорил и о своём будущем оправдании Богом и даже о воскресении, — только воскресении не через два дня, а в конце времён (который в любом случае ожидался вот-вот).