Другой эстетик, Роберт Циммерман, пришел к обоснованию прямо противоположной теории. Можно сказать, что Зольгер хотел обосновать ложно понятую теософскую эстетику; с таким же правом можно утверждать, что Циммерман в своей эстетике обосновывал ложно понятые антитеософские воззрения. Для него имело значение лишь то, чту возникает из симметрии и асимметрии, созвучия и диссонанса. У него не было склонности восходить от прекрасного к тому, что в нем является. Поэтому его эстетика — столь же односторонняя, как и эстетика Зольгера. Все поиски истины могут не достичь цели, если человек не считается с необходимостью освобождения от себя. Но этот процесс происходит постепенно. Отличительная черта истины, если благодаря ей человек хочет продвигаться вперед, — строжайшее требование отстранения от себя и самозабвения. Следовательно, она обладает одним свойством, которое отличает ее от всего прочего: в поисках истины можно полностью жить в себе, в своем Я и тем не менее обретать в нем то (причем эта жизнь в Я вполне реальна), что, в сущности, не имеет ничего общего с эгоистическим Я.
Если в своих мирских стремлениях человек хочет добиться личного успеха, то в этом проявляется его эгоизм. Если он желает осуществить то, что считает правильным, И в своем стремлении навязать это другим пылает гневом, то в этом выражается себялюбие. Если он хочет подняться к истине, такое выражение себялюбия следует укрощать. Истина — это то, что мы переживаем в глубинах собственной души. И хотя тем не менее мы переживаем ее в себе, мы с ее помощью все больше избавляемся от себялюбия. Для этого, разумеется, необходимо, чтобы в стремление к истине не привносилось помимо способностей ничего иного, кроме любви к самой истине. Если, прежде чем душа рассудочная устремится к истине, вмешаются страсти, побуждения и вожделения, от которых сначала должна очистится душа ощущающая, то человек не сможет освободиться от себя, поскольку эти страсти побуждают его Я занять одну определенную точку зрения. Поэтому истина является лишь тому, кто в ее поисках пытается преодолеть в себе страсти, побуждения и вожделения, заставляя их умолкнуть. Любовь должна быть единственной страстью, от которой в поисках истины избавляться не следует. Истина — высокая цель. Это проявляется в том, что сегодня она дается людям в форме, соответствующей лишь ограниченной сфере внешнего мира.
Лишь в области математики, счета и чисел человечество в общем достигло этой цели, поскольку здесь люди обуздали свои страсти, побуждения и вожделения, заставив их смолкнуть. Почему же люди едины в том, что трижды три — девять, а не десять? Потому что они, приходя к этому решению, утихомирили свои страсти и вожделения. В этой простой области, в области математики, человечество сегодня уже добилось усмирения страстей и вожделений. Если бы люди не достигли этого, то многие домашние хозяйки предпочли бы давать девять грошей за одну марку. Это означало бы, что в дело вмешались страсти. При любом поиске — истины необходимо заставить страсти и вожделения замолчать. И в отношении высших истин люди пришли бы к согласию, если бы в области этих истин продвинулись настолько, насколько они уже продвинулись в области истин математики. Но эти математические истины мы постигаем в глубинах души и обладаем ими благодаря такому постижению. Пусть сотни, даже тысячи и более людей отрицают, что трижды три — девять: мы знаем, что это так, мы обладаем этим знанием, поскольку постигли его своим внутренним существом. Если бы сотни и тысячи людей, которые придерживаются иного мнения, освободились от себя, они пришли бы к той же самой истине. Как же прийти к взаимному пониманию и согласию между людьми? В области счета и чисел мы понимаем друг друга, так как здесь достигли требуемого, и в той степени, в какой мы находим истину, среди нас воцаряются мир, согласие и гармония.
Главное в том, что мы пытаемся постичь истину как нечто открывающееся нам в нашей глубочайшей сути, в том, что истина снова и снова сводит людей, поскольку каждому человеку она несет свет из глубин его души.
Так истина ведет людей к согласию и взаимному пониманию. Тем самым она прокладывает дорогу справедливости и любви, и именно поэтому мы должны лелеять ее, тогда как другого предвозвестника, о котором мы узнали вчера, нам необходимо преодолевать, чтобы с его помощью избавиться от себялюбия. Миссия истины состоит в том, чтобы мы все больше любили, усваивали и лелеяли ее в себе. Отдаваясь истине в нашей самости, мы способствуем тому, что самость становится все сильнее, но благодаря именно этому мы от нее и освобождаемся: чем больше мы отдаемся гневу в самости, тем больше ослабляем ее, и чем больше в самости проявляется истина, тем сильнее она становится. Истина — строгая богиня, а потому она требует, чтобы в средоточии нашей самости мы ощущали ее как единственный предмет любви. Если же человек не освобождается от себя и противопоставляет ей нечто другое или ставит что-либо выше ее, она тотчас мстит. Такое отношение к истине можно охарактеризовать словами английского поэта Кольриджа. Он сказал: «Кто любит христианство больше, чем истину, тот вскоре увидит, что свою христианскую секту любит больше, чем христианство, а затем убедится в том, что себя любит больше, чем свою секту».
Читать дальше