Кристофер Райт - Познавая Иисуса через Ветхий Завет

Откуда у Него все это? (еще один вопрос, с которым Ему приходилось иметь дело!). Не вызывает сомнений, что третья из вышеописанных категорий — идея о будущем оправдании и славе — зависит от характеристики Того, Кто по виду «как бы Сын человеческий» (Дан. 7:13,14). Многие ученые согласились бы, что именно этот образ предопределил выбор Иисуса выражения «Сын Человеческий» для Собственной характеристики.

В Дан. 7 Даниил видит земные царства, представленные в виде зверей, выходящих из моря, которым дана свобода угнетать и преследовать народ Божий. Они нападают и почти полностью уничтожают этот народ, который характеризуется как «святые Всевышнего». Но затем в ст. 9 происходит резкая смена картины. Мы отрываемся от человеческой истории на земле и предстаем перед Богом («Ветхим днями»), восседающем на Своем престоле. Там, благодаря присутствию человека, названного похожим на Сына Человеческого, ситуация кардинально меняется. Сын Человеческий встает перед лицом Бога, звери лишаются своей власти и низвергаются, а власть и царство отдаются навечно Сыну Человеческому и святым.

Что любопытно, образ «Сына человеческого» в Дан. 7 соотносится с двумя системами координат. С одной стороны, он олицетворяет святых, то есть народ Божий в человеческой истории, и это ясно показывает связь между ст. 14 (где Сыну человеческому дается власть и царство) и ст. 18 (где царство дается святым). Сын Человеческий в этом видении олицетворяет святых. Есть предположение, что он мог быть ангелом, поскольку у Даниила народы в духовной сфере могут соотноситься с ангелами (см., напр.: гл. 10). Или, возможно, это некий собирательный, символический образ человека, который в данном видении воплощает народ Божий в целом. С этой точки зрения, образ очень хорошо сочетался с тем, как Иисус отождествлял Себя с Израилем. Как Сын Человеческий Он олицетворял этот народ. Он был причастен к их опыту. Его судьба была их судьбой, и наоборот.

Но, с другой стороны, Сын Человеческий в Дан. 7 тесно связан с Самим Богом. Даниил видит, как Сын Человеческий идет «с облаками небесными» (ст. 13). А в Ветхом Завете облака были своего рода «средой обитания божества». Кроме того, Ему дана власть, слава, поклонение, и царство его вечно (ст. 14), — а это нечто большее, чем обычное достояние любого сына Адама. Существуют греческие версии текста, где Дан. 7:13 переводится так, что Сын Человеческий отождествляется с «Ветхим днями». Эта традиция отражена также в Откровении, где описание Иисуса в славе представляет собой упоминание Сына Человеческого в сочетании с практически точной цитатой из Дан. 7:9,10, где описывается «Ветхий днями» (см.: Отк. 1:7,12–16). Две характеристики сливаются в одну картину.

Таким образом, у Сына Человеческого был и ореол божественности тоже. Возможно, именно этот аспект образа из Книги Пророка Даниила и стал решающим при вынесении приговора Иисусу на суде над Ним. Когда Его спросили, был ли Он Мессией, Он не отрицал этого, но заявил, что Его обвинители увидят Сына Человеческого в божественной славе, «грядущего на облаках небесных», — то есть в присутствии Бога (см.: Мф. 26:63 и дал.). Переход от Мессии к Сыну Человеческому должен был быть сознательным, а Его характеристика взята из Книги Пророка Даниила.

Даже если это высказывание Иисуса в контексте суда над Ним и не было воспринято как притязание на божественный статус, оно все равно было невероятно вызывающим. Принимая на Себя роль Сына Человеческого, Иисус притязал на олицетворение истинного народа Божьего, святых Всевышнего. Но Он стоял перед лицом первосвященника Каиафы, который это место уже занял. Он стоял перед синедрионом — судом Израиля, в Иерусалиме, святом городе, рядом с храмом — самым святым местом. И, находясь среди всех этих людей, от которых веяло святостью и которые являли собой саму суть Израиля, Иисус спокойно притязал на то, чтобы быть Сыном

Человеческим в полном соответствии с символикой Книги Пророка Даниила, то есть быть Тем, Кого оправдает Бог и Кому Бог вручит верховную власть. Он притязал на то, чтобы начать спасение и возрождение народа Израиля и быть Тем, Кто будет от их имени допущен к Ветхому днями. Он был Тем, Кто должен будет получить вечное господство и власть, чтобы судить (это впечатление в высказываниях Иисуса усиливается аллюзиями на другие ветхозаветные тексты — см.: Пс. 109:1).

Какая же немыслимая дерзость со стороны того, кто только что под покровом ночи был схвачен и чья жизнь была теперь предметом судебного разбирательства! Но было и кое–что похуже. В Дан. 7 врагами Сына Человеческого (Божьих святых) были звери. Так кем же тогда были враги Иисуса? И, как обычно, Иисусу не пришлось разъяснять иудейским властям смысл сказанного. Смысл и вытекающая из него угроза были понятны, и едва ли можно было вытерпеть это оскорбление. Главный священник или главный зверь? Неудивительно, что Каиафа разорвал свои одежды, возопил о богохульстве, призвал к смертной казни и разрешил плевать на Иисуса и избивать Его. От притязаний Иисуса могли лопаться не только старые мехи, но и вены.