Хлебные культуры созревали неодновременно. Поэтому жатва тянулась долго и заканчивалась специальным праздником. В народе этот праздник просто назывался жатвой, у жрецов «шабуст», т. е. семь седмиц (или недель), или праздником пятидесятницы. Именно в такой примерно срок и заканчивалась жатва. О сроке празднования в книге Второзаконие есть прямое указание: «Семь седмиц отсчитай себе; начинай считать семь седмиц с того времени, как появится серп на жатве. Тогда совершай праздник седмиц господу богу твоему... (Втор., гл. 16, ст. 9—10). Праздник окончания жатвы носил веселый, радостный характер.
Постепенно с усилением влияния жречества земледельческие праздники евреев были оторваны от их производственной основы и все больше превращались в чисто религиозные, храмовые. Жрецы стали проповедовать, что праздник этот установлен самим богом Яхве в память о даровании им пророку Моисею божественного закона на горе Синае. А к Синайской горе евреи якобы пришли через семь недель после своего «исхода из Египта».
Христианская церковь, восприняв у древних евреев праздник пятидесятницы, дала ему совершенно иную религиозную трактовку. Она связала его с мифическим Иисусом Христом. Сошествие святого духа на апостолов было, по этой христианской трактовке праздника, началом проповеди евангелия учениками Христа, началом широкого распространения христианства.
На Русь праздник пятидесятницы проник вместе с христианством и слился с широко распространенным древнеславянским весенне-летним праздником. Древнее название этого праздника не сохранилось, а в более позднее время его стали называть семиком, так как он праздновался в четверг седьмой недели после пасхи. И, несмотря на то что православная церковь не признавала этого праздника, он сохранялся в. народном быту. К семику люди нарубали берез и украшали ими как селения, так и свое жилье. Называлось это заламыванием, завиванием березки. Одну из срубленных берез украшали цветами, лентами и несли ее на место общественного гулянья. Под украшенной березой устраивалось общее угощение, люди пели, играли, плясали, водили хороводы. Иногда разукрашенную березку несли в поле, устанавливали на меже, здесь же угощались, а остатки пищи разбрасывали по полю, как бы символизируя этим приношение жертвы полевым и растительным духам.
Именно этот древнеславянский праздник семик и дал большинство обрядов и обычаев православному празднику троицы.
То, что праздник по времени приходился на период завершения весенних работ, на период, связанный с заботами о новом урожае, во многом определило его содержание. В православном празднике троицы — семике сохранились пережитки веры в духов растительности. Духи растительности, по поверьям славян, жили на деревьях, в цветах, в травах; они обладали колдовской, магической силой, способной повлиять на повышение урожая, на увеличение приплода скота.
Обладание этой колдовской силой приписывалось как самим духам, так и деревьям, как местопребыванию этих духов. А так как в наших русских лесах береза всегда занимала видное место, не удивительно, что она попала в праздничные обряды и что в празднике троицы ей отведена важная роль.
Значительное место в праздновании семика занимают элементы культа мертвых. К пережиткам этого культа относится сохранившееся и по настоящее время особое поминание умерших родителей и родственников в троицкую, так называемую «родительскую субботу». Это несомненный пережиток веры в то, что от благоприятного отношения духов предков к живым зависит материальное благополучие последних. Отсюда стремление задобрить, расположить к себе духов предков соответствующими жертвами и угощениями, устраиваемыми на могилах предков, часто с выпивкой. В «родительскую субботу» в церквах служат заупокойные панихиды.
В праздновании троицы людей привлекает именно эта обрядовая сторона — проявление памяти об умерших родственниках и украшение жилищ красивыми букетами из березовых веток, с их приятным запахом леса.
Но спросите, например, женщину, несущую в день троицы домой ветки березки: что означает этот букет? Какой в нем смысл? Она, смутившись, не ответит вам на эти вопросы. Или ответит очень просто: «Несут другие, ну и я несу». Она считает себя христианкой и не подозревает, что по воле своих христианских наставников совершает языческий обряд идолопоклонства, бессознательно повторяя то, что делали древние славяне, когда они, будучи бессильными в борьбе с природой, верили в духов, обитающих на березе.
Читать дальше