Соответственно, все разновидности саббатианской доктрины подчинены одной цели, общей для всех направлений и групп в этом движении: создать такую идеологию, которая объяснит, почему и для чего между внутренней и внешней реальностью Освобождения разверзлась пропасть. Далее, эта идеология была призвана обеспечить людям неопровержимо нового духовного опыта возможность существования в условиях радикального парадокса, когда внешнее отказалось быть символом внутреннего. И, родившись из парадокса, саббатианство сделало парадокс главным законом своего бытия, причем из одного парадокса всегда вытекал другой – и так далее. Выбравшие достоверность своего внутреннего опыта были вынуждены отвечать на простой вопрос: какова ценность внешней, исторической реальности, столь жестоко обманувшей наши надежды, и каково же, в конце концов, истинное соотношение между ними?
Иными словами, секрет психологического понимания саббатианства заключен в одной фразе: не может такого быть, что бы весь Божий народ ошибся в своих высочайших религиозных переживаниях, и если на это указывают внешние факты, нам следует трактовать эти факты в свете своего внутреннего опыта, а не наоборот. Один из «умеренных» саббатианцев, р. Мордехай бен Йегуда-Лейб Ашкенази, ученик важного саббатианского теоретика р. Авраама Ровиго, утверждал через тридцать лет после того, как Саббатай Цви принял ислам: «Святой, благословен Он, не дает [бессмысленного] преткновения даже скотине праведников, и уж тем более - самим праведникам, и еще того более – всему Своему народу, привести их к столь страшной порче… И как можно сказать, что весь Израиль пребывал в этой порче, если тому не предшествовало нечто великое свыше?» . Этот аргумент постоянно звучал в устах саббатианцев после 1666 года, и мы знаем, что он производил впечатление даже на их противников, не желавших возвести обвинение на весь Израиль и искавших иные способы объяснить провал саббатианства.
На протяжении 150 лет своего существования саббатианское движение охватывало те круги в еврейском народе, которые не могли отказаться от раскрывшегося им ощущения новой жизни в мире тиккýн и, соответственно, создавали доктрины и формы религиозного быта, отражающие, по их мнению, принципиально новое состояние высших миров. Это преображенное ощущение жизни находилось в зримом противоречии с условиями существования в гетто, где «верующие» по-прежнему обитали вместе с другими евреями. В силу этого ощущения саббатианцы и, особенно, крайние саббатианцы часто бывали подвержены бунтарскому духу ниспровержения. Данное обстоятельство навлекало на них гнев охранителей, видевших – и справедливо видевших - в раскрепощающей экзальтации вызов фундаментальным устоям иудаизма. Но если мы говорим о психологическом корне всех без исключения форм саббатианской доктрины, нам следует помнить, что он был синонимичен отказу признать доминанту внешнего (политического) бытия над внутренним, спиритуальным опытом.
С этим связан еще один момент, общий для всех проявлений саббатианства и в существенной мере определившей форму его социальной организации. Общее религиоведение выделяет человеческий тип пневматика (от греч. πνευματικος), обладающий особым значением в контексте истории религий [14] Понятие «пневматик», используемое, как пишет Г. Шолем, «общим религиоведением», восходит терминологически к гностической традиции, противоставляющей пневматиков двум низшим человеческим типам – психикам и соматикам (или гиликам), сообразно принятой у гностиков типологии духовного, душевного и телесного. Судя по всему, первым это деление предложил Валентин, живший в середине II века н.э. Следует, однако, различать использование данного термина гностиками и неоплатониками, подразумевающими в данной связи онтологическую разделенность человеческого рода, и его использование в религиоведении, которое не идет дальше характеристики определенного психологического типа.
. Этот тип считается наделенным наибольшей способностью к восприятию духовного; на языке Зогара этому термину примерно соответствует выражение марéй де-нишматá каддишá – «имеющие святую душу». При этом подразумевается не однократное или даже повторившееся несколько раз обретение «святого духа» на непродолжительный срок, а способность и связанная с ней устремленность данного человека к постоянному пребыванию в Царском чертоге. Иными словами, речь идет о человеке, которому открылись врата нового, духовного мира, и который существует в постоянной связи с этим миром. При этом он или полностью переходит туда, после чего прежний мир уже не имеет власти над ним, или живет в постоянном озарении свыше, обретя ту самую «святую душу», нишматá каддишá , которой удостаиваются только «сыны восхождения» [15] На иврите - бней алия . В христианской традиции этому термину до некоторой степени соответствует «рожденные свыше».
.
Читать дальше