65
воссияет среди верных сынов Руси святой» (414, 610).
Можно заметить, что старообрядческие епископы высказывались о господствующей Церкви почти в таких же выражениях, какими обвинял ее сам еп. Андрей на протяжении предшествующего десятилетия. Те же слова о тех же болезнях. Однако выводы совершенно различны. Преосвященный Андрей считает, что духовное возрождение православия может быть достигнуто своеобразной «прививкой» ему старообрядчества. Но ведь много лет архиерей призывал к внутреннему исправлению, напряженной работе восстановления духа церковности и прекрасно сознавал, что для этого нужен подвиг и длительный период времени, а не приобретение истины на стороне. Старообрядческие епископы поэтому и предложили православию тяжкую дорогу исправления и познания путем внутреннего преображения с опорой на авторитет Св. Писания, каноны, святоотеческое предание, утверждая при этом, что процесс этот облегчается самим фактом существования старообрядческой Церкви, являющейся зримым примером служения истине.
После опубликования «Ответа» епископ Андрей написал «Открытое письмо к старообрядческим епископам Белокриницкой иерархии», где высказывал сожаление по поводу столь, как ему казалось, резкого ответа. Именно здесь он описал свой план единения на Красной площади. Редакция «Слова Церкви» в NN 45-47 поместила письмо и комментарии к нему (106). И в дальнейшем старообрядческие публицисты возвращались к этой теме, а в редакцию поступали многочисленные письма от рядовых последователей древлеправославного благочестия — два из них были опубликованы в 1918 году в журнале «Голос Церкви» (321, 32-37).
На протяжении революционных месяцев еп. Андрей находился в гуще событий и неоднократно высказывал свое отношение к ним. Наиболее полное выражение его взгляды
66
получили в двух речах, произнесенных летом 1918 года, когда многочисленные политические теории получили свое явственное воплощение в конкретных событиях. Первая —-это речь, произнесенная в общем собрании Восточно-русского культурно-просветительного Общества «Народ должен быть хозяином своего счастья» 19 августа. Вторая — «Речь-слово, сказанное епископом Андреем перед открытием Государственного Совещания в Уфе» 26 августа (ст. стиля) на площади перед кафедральным собором.
Епископ считает революционный 1917 год закономерным исходом управления Россией самодержавной властью. Русское общество охвачено смертельными болезнями вследствие полной потери нравственно-религиозного чувства: в этих болезнях повинна несомненно, самодержавная власть Санкт — Петербурга. Власть стала нехристианскою: она перестала считать себя обязанною всегда быть на службе людям и перешла незаметно в некое властвование, в целую систему начальствования. Власть стала каким-то идолом, которому нужно было кланяться и служить, и в этом заключалась вся гражданская добродетель. Нравственная ценность власти вовсе не принималась во внимание, — а именно самая власть считалась чем-то «самодовлеющим и дающим оценку всяким ценностям» (115, 395-396). Церковная иерархия культивировала подобные мысли и чувства в народе и, вследствие этого, в обществе царил, с одной стороны грубый деспотизм, а, с другой — рабское подчинение с осознанием своего холопского положения. Эта атмосфера поддерживалась и в приходских школах, и в университетах. Принципы западного духовного начала господствовали в учебных заведениях, и в результате, считает епископ, русская интеллигенция совершенно чужда национальному самосознанию, поэтому и русской ее назвать нельзя. Исходя из этого понимания, он заключает, что «обе революции были достойным плодом достойной власти и поэтому были вполне законны» (115, 394).
Переворот внушал надежды на обновление, но, говорил владыка, у штурвала революции оказались люди, вос-
67
питанные в духе российского деспотизма, ставшие достойными продолжателями его дела: «Ленин только использовал тот горючий материал, который представляла из себя наша молодежь, а честь воспитания этих негодников, разрушивших наше отечество, — принадлежит бесспорно нашей приходской школе» (115, 394). Интеллигенция и возглавляемая ею революция продолжали линию противопоставления себя народу и наиболее ярко это проявилось в церковной политике новых властей. «Нерусские люда смешали неосторожно иерархию («попов») с Церковью и еще более неосторожно провели «отделение Церкви of государства», сделав наше государство принципиально безыдейным; нужно было только отделить церковную организацию от государственной опеки, а фактически отделили государство от всяких нравственных принципов» (115, 395).
Читать дальше