(А) Флп 2:6–11. После публикации в 1928 г. исследования Э. Ломайера по данному отрывку [273] Е. Lohmeyer, Kyrios Jesus: eine Untersuchung zu Phil. 2.5–11, Heidelberg 1928, 2 1961.
в научном мире все более укоренялось мнение, что здесь Павел сознательно цитирует раннехристианский гимн. Гармоническое сочетание и ритмика предложений, несомненно, свидетельствуют в пользу данной гипотезы, хотя о структуре гимна ученые по–прежнему спорят. Главным ключом, пожалуй, является параллелизм, который станет очевидным, если расположить строки попарно: для еврейской поэзии характерно повторение мысли одной строки (или полустроки) в следующей строке другими словами. Здесь мы видим почти совершенный параллелизм, если три фразы считать разъяснительными глоссами: ст. 8 — "и смерти крестной", ст. 10 — "небесных, земных и преисподних", ст. 11 — "в славу Бога Отца". Рассматривать этот гимн, пожалуй, лучше всего в соответствии с моделью, предложенной Р. Мартином [274] R. Р. Martin, Carmen Christi: Philippians 2. — 11, Cambridge University Press 1967, p. 38. Β последующих изданиях, исправленных и пересмотренных, можно найти анализ более современной научной литературы (Eerdmans 1983 и IVP 1997). Следующих два абзаца претерпели существенные изменения по сравнению с первым изданием "Единства и многообразия" (в свете исследования данного гимна, которое я проделал в Christology, pp. 114–121). [В русском переводе мы сильно отклонились от синодального перевода, в соответствии с тем пониманием, которому следует Дж. Данн. — Прим. пер. ]
:
Он, будучи образом Божиим,
не держался за равенство с Богом;
Но опустошил себя,
приняв образ раба.
Сделавшись подобным человекам
и по виду став как человек.
Он смирил себя,
быв послушным до смерти…
За это Бог вознес его на высоты
и даровал ему имя, которое выше всякого имени,
Чтобы пред именем Иисуса преклонилось всякое колено…
и всякий язык исповедал, что "Иисус Христос — Господь".
Для нас важнее остановиться на полемике вокруг контекста и богословия гимна. Некоторые исследователи считают контекст глубоко эллинистическим: гимн вроде бы оперирует не с иудейской эсхатологией двух последовательных эпох, а с греческим представлением о двух сосуществующих сферах. По мнению целого ряда ученых, гимн использовал учение о Небесном Человеке, присущее дохристианскому гностическому мифу об Искупителе [275] См., например, Е. Käsemann, Ά Critical Analysis of Phil. 2.5–11 ' (1950), God and Christ, JThC, 5, 1968, pp. 45–88; Wengst, Formeln, pp. 149–155. Однако см. также D. Georgi, 'Der vorpaulinische Hymnus Phil. 2.6–11 ', Zeit und Geschichte: Dankesgabe an R. Bultmann, ed. E. Dinkier, Tübingen 1964, pp. 263–293; О. Hofius, Der Christushymnus Philipper 2.6–11, Tübingen 1976; Dunn, Christology, pp. 114–121.
; в середине XX в. эта теория обрела, пожалуй, чрезмерную популярность, но сейчас она широко считается исторически малообоснованной. В данном случае гораздо более оправданно говорить о сильном иудейском влиянии: еврейская поэтическая форма даже навела Ломайера на мысль, что в основе греческого текста лежала арамейская поэма; очевидно, отчасти повлияла иудейская рефлексия над страданием и оправданием праведника. Еще сильнее повлияли на этот гимн распространенные в иудейских кругах представления об Адамовом грехе, его последствиях и божественном исцелении. Христианская версия этих представлений такова: послушание Иисуса более чем перевешивает непослушание Адама (см. особенно Рим 5:12–21). Здесь контраст ясен: Адам нес в себе образ Божий, но стал держаться за равенство с Богом; будучи всего лишь человеком, он превознесся и стал непослушным; поэтому Бог осудил его на существование под бременем греха и смерти. Напротив, Христос был в форме Божьей, но не стал цепляться за равенство с Богом, а принял форму раба, условия (падшего) человечества, уничижил себя в послушании до смерти; поэтому Бог вознес его, дал ему титул и честь, подобающие Богу.
Еще одна проблема: присутствует ли здесь трехступенчатая христология? Говорит ли гимн не только о земном и прославленном Христе, но и о более ранней стадии — мифической предыстории, или предсуществовании? Пожалуй, не стоит слишком акцентировать этот момент. Основной мотив — контраст между смирением и прославлением, и первые две строки не выдают философского интереса к божественному существованию на доисторической стадии. Язык взят из рассказа об Адаме и подчеркивает в основном смирение Христа, глубину его самоуничижения. Акценту на земном унижении Христа соответствует акцент на идее прославления: Бог превознес его и дал ему божественный титул kyrios (см. также ниже § 51.2).
Читать дальше