Уолтер Брюггеман - Введение в Ветхий Завет Канон и христианское воображение

Образ Рахили осмыслялся по–разному в развивающейся традиции (Dresner 1994). Иер 31:5 говорит о ней как о матери, плачущей о своих детях (имеются в виду потерянные изгнанники). Здесь мы видим интересный экзегетический поворот: если в Быт 37:35 Иаков «не хотел утешиться», то в Иер 31:15 Рахиль «не хочет утешиться». Перенос скорби с Иакова на Рахиль продолжается и в Мф 2:18, где Рахиль плачет об избиении Иродом младенцев. Возможно, этот перенос обусловлен тем, что материнская любовь — самая теплая, и утрата детей для матери — величайшее горе. В XX веке еврейский мыслитель Эмиль Факенхайм экстраполировал эти образы на Холокост: Рахиль «не хочет утешиться» из–за шести миллионов евреев, погибших во время Второй мировой войны (Fackenheim 1980).

Ревекка не играет такой роли в последующей библейской традиции, но есть и третья мать, которая для традиции важна, — Агарь. В Послании к Галатам (4:21–31) Павел понимает ее образ негативно, как метафору рабства, противопоставляя ее «свободной жене» (Сарре). Однако если вынести Павла за скобки, то можно увидеть, как показали феминистские авторы, что образ Агари в повествовании — важный и вполне положительный (Trible 1973; Callaway 1986). Да, Агарь вызывает раздражение Сарры, а впоследствии и Авраама, но она и рожает Аврааму благословенного Измаила, а также получает помощь ангела (Быт 21:17–19). В рассказе об Агари мы видим верность Бога семье верующих за пределами основной ее линии (Авраама — Исаака — Иакова). В повествовании Бытия Агарь оставляет горизонт Израиля открытым для «Другого», для возможности «Другого» быть причастным божественному обетованию. Ее присутствие в традиции препятствует излишнему сужению традиции. Показательно сообщение о смерти Авраама: «погребли его Исаак и Измаил, сыновья его» (Быт 25:9). Здесь Исаак и Измаил оказались вместе, демонстрируя, что инсайдера и аутсайдера объединяет наследие одного отца.

Библия рассматривает Авраама как отца всех верующих. Повинуясь божественному зову, он выходит навстречу неизвестному. Вопреки зримой очевидности, у него хватает доверия к Богу, достаточно доверия, чтобы пойти на риск, не опираясь ни на что, кроме слов Божьих. Честно сказать, ему, судя по Быт 12:10–20 и Быт 16:2 (где он на всякий случай взял вторую жену), не был чужд и определенный прагматизм. Однако традиция видела в нем образец доверия к Богу. В самой Книге Бытия его глубочайшую веру выдает поразительное послушание в 22:1–14 (впоследствии отмечавшееся новозаветными авторами). Так, в Гал 3:6 Павел говорит о выдающейся вере Авраама, ссылаясь на Быт 15:6 (см. также Рим 4:22–23). Перечень верных в Евр 11:8–19 также выделяет Авраама как образец доверия к Богу. Таким образом, традиция в процессе своего развития творчески превратила народные сказания в живое свидетельство и пример веры. Это древнее «благовестие» (если воспользоваться Павловым термином) состоит в том, что даже эта семья со всеми ее трудностями может быть носителем обетования как для своих собственных будущих потомков, так и для тех людей за ее пределами, которые включены в обетованное будущее и замысел Божий, простирающийся далеко за пределы данной семьи. Очень важны матери этой семьи, но важна и Агарь, хотя она и живет как бы на обочине, на кромке основной линии рода.

Книга Исхода содержит тексты, имеющие колоссальное значение для иудаизма и христианства. Она также является первым свидетельством об определяющей роли Моисея в жизни Израиля. Эту книгу можно условно разделить на три основные части.

Рассказ об исходе как таковом, то есть уходе общины рабов по зову ГОСПОДА от фараонова ига, занимает главы 1–15. Это повествование находится в самом средоточии израильской религиозной памяти, как о том свидетельствуют и его «пересказы» в Писании (Исх 12:26–27; 13:8–10, 14–15, Втор 6:20–24; 26:5–9). До нынешних дней оно используется в пасхальном седере иудаизма. Этот рассказ стал ключевой парадигмой веры, где Израиль предстает как избранная и возлюбленная ГОСПОДОМ община, ради которой ГОСПОДЬ решающим образом вмешивается в общественные события (Исх 4:22). Повествование об исходе сообщает также нечто очень важное о характере самого ГОСПОДА, Бога Израилева: он обладает мощью низринуть великую империю, сделать ее слабой и бессильной.

В былые времена, когда ученые больше доверяли историко–археологическим данным, исход считался историческим событием, которое имело место где–то между 1280 и 1230 годом до н. э., на переходе от бронзового века к железному веку. Фараоном исхода мог быть либо Рамсес II, либо Сети I, либо Мернептах, но в любом случае исход вписывался в реальную историю Египетского царства. Современные ученые сомневаются в «историчности» исхода. Известный археолог Уильям Девер осторожно замечает: