Брюс Мецгер - Канон Нового Завета Возникновение, развитие, значение

На первый взгляд, предложение это может показаться до некоторой степени убедительным. Действительно, следует признать, что внутри Нового Завета есть разные традиции и невозможно искусственно их устранить. Однако, почему Новый Завет должен быть вполне однообразен? Почему все его авторы обязаны мыслить одинаково, чтобы их книги включили в канон? Само стремление искать «сердцевину» в Новом Завете не вызывает возражений. В истории Церкви всегда существовали излюбленные книги Св. Писания и ключевые фрагменты в каждой книге, чье влияние было сильнее.

Вряд ли можно отрицать, что, оценивая авторитетность той или иной канонической книги, любая попытка объявить единственно верным критерием какой–нибудь один принцип или учение, всегда приводила к односторонности и к нарушению равновесия в Церкви, а в результате — к выхолащиванию христианской веры и жизни. Маркион возвел в норму своего канона одни лишь книги апостола Павла, сами по себе — безукоризненные; в целом же этот шаг не смог воспрепятствовать превращению христианской общины в антииудейскую, гностическую секту. Богатое многообразие древнехристианской мысли, где уживались и иудейская, и греческая традиции, отражено во всем спектре 27 книг нашего нынешнего канона. Это, конечно, не означает, что все новозаветные книги имеют одинаковое влияние. Нужды вселенской Церкви исторически менялись — и в вероучительном, и в практическом аспекте христианской жизни; и для всей Церкви, и для отдельных ее членов — а разные части Св. Писания отвечали этим запросам. Причина церковных разделений сегодня — не столько существующие различия между книгами Нового Завета или даже между писаниями одного автора, сколько отражения богословского плюрализма, существовавшего в древних христианских общинах [636] Krister Stendahl завершает живую критику идеи канона внутри канона такой аналогией: «Любая ссылка на керигму или центр, который делает менее важным и интересным целое, предполагает, что существует некая универсальная отмычка, способная открыть все замки. Но это, по–видимому, герменевтический мираж. Я бы предпочел использовать весь набор ключей, который предлагает Писание. А канон — это их связка». («One Canon is Enough», Meanings; The Bible as Document and as Guide [Philadelphia, 1984], pp. 55–68). . Лозунг «древнее (или «раннее») католичество» [637] Термин «раннее католичество» (Fruhkatholizismus) впервые использован в 1908 г. Трельчем (Ernst Troeltsch) в социальном смысле (ср. его Social teaching of the Christian Churches [London, 1931], pp. 89–200), но впоследствии он стал употребляться для обозначения: а) все большего акцента на развитии Церкви как институции, б) акцента на «ортодоксальности» и «верном учении» и в) морализации веры и представления об Евангелии как о новом законе. Историю этого выражения см. в К. Н. Neufeld, «Fruhkatholizismus — Idee und Begriff», Zeitschrift fur katolische Theologie, xciv (1972), pp. 1–28. В эссе Кеземанна (см. выше, примеч. 24) выражение «древнее католичество» — не столько исторический термин, сколько богословское обвинение, против которого энергично выступил Ганс Кюнг (Hans Kьng) в « Early Catholicism » in the New Testament as a Problem in Controversial Theology», The Living Church (London, 1963) = The Council in Action (New York, 1963), pp. 159–195, где прямо сказал: «Самоуверенное намерение найти «канон внутри канона» сводится к претензии быть более библейским, чем Библия, более новозаветным, чем Новый Завет, более евангельским, чем Евангелия, более Павловым, чем Павел!.. Подлинный Павел — это весь Павел, как и подлинный Новый Завет — это весь Новый Завет» (р. 176). , который не так давно привел к серьезным заблуждениям в систематическом богословии, на самом деле говорит о различиях между апостольскими свидетельствами и даже внутри них. Если мы признаем существование и «древнего католичества» и «древнего протестантства» в Новом Завете, мы получаем основание находить и явную православную тенденцию, особенно — в Евангелии от Иоанна и его посланиях. Представление о формировании канона, вбирающего в себя все три тенденции как одинаково значимые и оправданные образы христианской мысли и жизни, дают нам возможность понимать христианство в самом широком его измерении.

Пока основные учения и образцы христианской жизни и мысли в Новом Завете хотя бы направлены в одну сторону и не расходятся далеко друг от друга, они могут сосуществовать в границах одного канона. Внутреннее единство канона не нарушается даже тем напряжением, которое существует внутри Нового Завета. Но мы не преувеличиваем его до степени противоречий, неверно понимая разницу ситуаций в древней Церкви, о которых думали и писали древние авторы. Поэтому сокращение канона в соответствии с произвольно выделенным «каноном в каноне» кончится лишь тем, что в общем хоре свидетельств, которые долгое время Церковь считала подлинными, прозвучат лишь несколько голосов, да и то фальшиво. Даже наиболее явное из так называемых противоречий — между Павлом и Иаковом — находит разумное разрешение, если принять во внимание, что два апостола рассуждают о вере в разных полемических ситуациях [638] Даже Марксен признает, что «противоречие исчезает, если мы вспомним, к кому обращено каждое утверждение… То, что на первый взгляд кажется противоречием, пропадает, если оба … понять как особые поучения, адресованные разным группам людей, звучащие в разном историческом контексте древнецерковной проповеди» (The New Testament as the Church's Book, pp. 47 и далее). . Иаков старается показать, что признавая Бога одним умом, мы имеем ту веру, какая, по его словам, есть и у бесов (2:18), ничуть не меняя их природы; вера эта — не действенна, если не побуждает богатых христиан практически заботиться о благополучии бедных братьев и сестер. Павел, подчеркивая, что спасается человек одной только верой, признает, что вера — не самодостаточна, но сопровождается делами милосердия, подтверждая этим свою реальность и жизненность (Гал 5:6).