Каркассон издавна стал участником многочисленных мифов и сказаний. Очень давно ходил слух об этих местах, что вестготы короля Алариха в 410 году, после падения Рима, доставили в Каркассон часть сокровищ из храма Соломона. Среди всего прочего говорилось и о семисвечной миноре, когда-то захваченной в Иерусалиме императором Титом. Так, может быть, катары как раз и были хранителями части иерусалимских святынь, которыми так интересовались в свое время тамплиеры эпохи Гуго де Пайена?
С давних пор авантюристы всех мастей мечтали о сокровищах катаров. Поиски концентрировались при этом на тех местах в Пиренеях, в которых когда-то располагались крепости еретиков. Тридцать лет альбигойцы защищали эти стены, тридцать лет охраняли свои загадочные сокровища. В 1244 году все было кончено. Папская армия окружила гору и крепость Монсегюр. Император Фридрих II, как гласят слухи, хотел было поспешить на помощь к осажденным. Но он все равно опоздал бы. В первые ночи марта 1244 года осаждавшим удалось — вновь в результате предательства — подобраться к самой вершине. Постовые катаров были убиты. Альбигойцам было дано четырнадцатидневное перемирие. А потом они должны были или публично отречься от своих еретических заблуждений, или подвергнуться публичной казни — сожжению. Пьер-Роже Мирепуа, маршал и защитник крепости, мог, получив оплату за свои труды, беспрепятственно уехать прочь из Монсегюра.
В ночь перед сдачей крепости происходили весьма странные события. Четверо альбигойцев, закутанных в шерстяные плащи, по канатам спустились с отвесной скалы. Они прекрасно понимали, что, если враги обнаружат их, это грозит смертью всем осажденным. Легенда Монсегюра гласит, что в ту ночь они доставили в надежное убежище главное сокровище ката ров. Причем, судя по всему, убежище было так или иначе связано с орденом тамплиеров.
Дело в том, что с самых первых дней своего существования тамплиеры поддерживали тесные отношения с катарами, особенно с уроженцами Лангедока. И если слухи о том, что один из основателей ордена храма был катаром, не совсем правдоподобны, то относительно четвертого по счету великого магистра ордена, Бертрана де Бланшфора, никаких сомнений быть не может: он и в самом деле был выходцем из семьи катаров. Судя по рукописям, датируемым началом войн против катаров, очень многие из альбигойцев пополнили ряды тамплиеров.
Но было еще одно странное событие в последнюю ночь Монсегюра: тамплиеры, принимавшие более чем пассивное участие в осаде крепости (великий магистр счел необходимым прояснить позицию ордена, объявив, что настоящими крестовыми походами могут считаться только походы против сарацинов), собрались на тайную сходку. У палаток храмовники поставили длинный стол, накрытый белыми скатертями. На нем стояли три серебряные семисвечные миноры. В самом конце стола лежал человеческий череп. В трепещущем свете свечей казалось, что его пустые глазницы оживают. Напротив черепа лежала раскрытая книга.
Пять рыцарей-храмовников окружали стол. Все ждали. Поднялся полог одной из палаток, и юный тамплиер вывел оттуда одетого во все белое человека. Вернее, женщину, несшую в руках посох. Посох был сделан из золота, две змеи обвивали его — одна из слоновой кости, а вторая из эбенового дерева. Навершие посоха заканчивалось орлиными головами. Первая орлиная голова захватывала клювом змеиную голову из слоновой кости, второй орел клевал змею из эбенового дерева. Юный тамплиер подвел жрицу к изголовью стола, где посох и был торжественно возложен.
— Распятие, — раздался голос жрицы. — Распятие обернется пеленой! Пелена приимет кровь... Святая Кровь всегда в пелене. Знание о последней тайне опасно.
Тамплиеры возложили руки на череп и опустились на колени. Затем магистр протянул каждому по очереди посох для поцелуя, и рыцари молча поднялись на ноги. Когда закончилось временное перемирие, катары отказались отречься от собственной веры. Крепость была взята штурмом, две сотни еретиков согнаны к подножию горы и сожжены.
Вязанки дров пропитали смолой. Несколько солдат-крестоносцев приковывали «чистых» и их последователей к столбам. Те читали молитву: «Paire Sant, Dieu dreiturier dels bons esperits». В ответ на молитву «чистых» священники в черном, по пятам следовавшие за армией «крестоносцев», запели псалом, ставший гимном всех Крестовых походов: «Veni Spirite Sancti» — «Явись, Дух Святой».
Епископ сам бросил первый факел в костер. Солдаты последовали его благостному примеру. Но огонь не разгорался. Прошло мучительно долгое время до того, как треск искр и хвороста слились в ровный гул, соломенные жгуты завились огненными змеями, заколебались, как водоросли в речной воде...
Читать дальше