Этьен Кассе - Туринская плащаница

Ибн Вазиль провел Жана-Пьера в поме­щение с высокими потолками. У окна сто­ял скромный письменный стол, заваленный всевозможными свитками. Справа у стены располагались полки из темного дерева, на которых также лежало множество фолиан­тов и пергаментов. У противоположной сте­ны стояла массивная кровать, рядом с ней маленький столик. Чего на нем только не было: сосуды из глины и дерева, тоненькие трубочки из стекла и металла, маленькие медные плошечки и самые разные инструмен­ты — молоточки, скальпели, ножи и зажимы. Кроме того, на столике находилась небольшая чугунная жаровня, в которой лежали пучки трав и тоненький фитилек. Лекарь проверил травы, залил их горячей водой, затем вставил меж пучками лекарственных растений фити­лек и зажег его. Странный сладковато-горький аромат пополз по покоям.

Ибн Вазилъ приказал Жану-Пьеру лечь на кровать. Внимательно осмотрел раны юноши на запястьях и ногах. Затем расстегнул кам­зол и осторожно приподнял грязную повязку на раненом плече. Но более всего не понравилась ибн Вазилю рана на груди Жана-Пьера, подоб­ная темно-красному острову в центре беловато-желтого озера гноя.

— Разве ж не сказано в вашей Библии: «Кто с мечом придет, от меча и погибнет»? — спро­сил лекарь. Жан-Пьер молчал, но ибн Вазиль и не ждал ответа. Он осторожно дотронулся до гнойной коросты: — Сама по себе рана не изле­чится, и края ее вновь не затянутся. Придется зашивать ее. Только надо рану очистить.

Лекарь достал два маленьких пузырька из ящика, наполненных целебными эссенциями. Одну такую эссенцию он и вылил на рану юно­го барона. Жана-Пьера ожгло, как огнем. Но боль утихла, когда лекарь смазал края раны чистейшим маслом. Арабский врач протянул льняную повязку рыцарю.

— Придерживай ее на ране. — Он вымыл ру­ки в плоской чаше. — Лежи спокойно. Скоро я вернусь и зашью твои раны. Да съешь немно­го фиников, вон они в чаше рядом, — и лекарь подмигнул юному крестоносцу, — они тебе по­нравятся. Знаешь ведь, наверное: после того как Аллах создал людей, у него осталось еще два кусочка глины. Из одного он создал верблю­да, из другого — финиковую пальму. Оба стали истинными друзьями людям, а плоды пальмы есть эссенция человеческого здоровья и благо­получия. — С этими словами лекарь покинул покои.

Мягкая перина, оставленная на далекой ро­дине, была бы Жану-Пьеру де Вуази куда лю­безней, чем жесткое ложе лекаря. Но лежал он, несмотря на это, все равно удобно. Един­ственное, что печалило юношу сейчас, было то, что он как беспомощное дитя, пред врагом веры своей, полностью отданный ему в руки. Отчего мусульмане столь человечно обраща­ются с ним? И можно ли им доверять? Но ведь владыка Туниса уже отправлял к Людовику гонцов с известием, что охотно принял бы хри­стианство, если не увидит в этом для себя никакого урона. И что ждет его, Жана-Пьера, оказавшегося в заложниках? Одно ясно: сопро­тивляться не имеет смысла. Чем поможет его королю героическая смерть глупца?

В этот момент в покои вернулся лекарь с помощником. Тот нес тонкий серебряный под­нос с двумя стаканами и бутылью зеленого стекла.

— Что это? — настороженно спросил Жан-Пьер.

— Настойка из опия, — отвечал арабский лекарь. — Она необходима тебе, чтобы ты не чувствовал боли, когда я начну зашивать раны. Кроме того, в настойку входят и другие порош­ки — старый тайный рецепт. Он помогает от горячки, иногда даже справляется с чумой, но лучше всего действует против дурной крови. А то я опасаюсь, что твои загноившиеся ра­ны могут отравить кровь. Пот будет лить изо всех пор твоего тела, но так и должно быть — он принесет исцеление и изгонит яд из крови.

С этими словами лекарь ибн Вазиль поднес стаканчик к губам своего пациента. Лекарство оказалось горьким.

— Три тысячи чертей, что это? — закри­чал Жан-Пьер. — Отдает желчью! Ты меня от­равить собрался?

Лекарь спокойно заметил:

— Я не собираюсь отравить тебя. Я стал врачом, чтобы исцелять людей и охранять жизнь. Ибо жизнь — это дар Аллаха, создав­ шего все сущее. До тех пор пока живет чело­век, живет в нем и дыхание Аллаха. А потому будь благоразумен... — и лекарь капнул на губы Жан-Пьера еще одной настойки из серебряной ложечки, — прими без сопротивления... — Он говорил с юношей, как с неразумным каприз­ным ребенком. — Средство сие избавит тебя от боли и позволит уснуть...

— Мне не нужно ничего от боли, и спать я не собираюсь... — упрямо возразил Жан-Пьер.