Дмитрий Гаврилов - Священное опьянение. Языческие таинства Хмеля

Вспомним также примечательные слова Нуаду – бога из Племен Богини Дану. Он считается их правителем, предком. От него, по одному из поверий, происходили все ирландцы (во всяком случае, по замечанию С. В. Шкунаева (Шкунаев, 1985), именно к нему в более поздние времена возводилось немало генеалогий, представлявших Нуаду в облике того или иного «исторического» персонажа-родоначальника). Кельты Уэльса почитали его под именем Нудд, в Британии известен Ноденс, связанный с культом воды и источников. Ж. Дюмезиль, а вслед за ним и другие связывали пару Нуаду – Балор с римскими и германскими мифологемами (одноглазый и однорукий боги – Тир и Один). Уместно вспомнить то обстоятельство, что во́ды – один из путей достижения Иного мира у всех народов европейской группы (а то и место нахождения самого этого мира). Это не только косвенная отсылка к образу «напитка смерти», но и отсылка к Велесу, которому, по высказанному выше предположению, «подчинен» напиток. Тогда славянский Велес оказывается «родственником» германскому Вотану/Одину еще и в этом отношении…

Фрагмент изображения на котле из Гундеструпа с изображением котла перерождений Дагды

Итак… «Спросил Hуаду у кравчего, в чем его могущество. И отвечал тот, что обратит против фоморов двенадцать великих ирландских озер, где уж не сыскать им тогда ни капли воды, как бы ни мучила их жажда. То будут Дерг Лох, Лох Луимниг, Лох Орбсен, Лох Ри, Лох Мескде, Лох Куан, Лох Лаэг, Лох Эках, Лох Фебайл, Лох Дехет, Лох Риох, Марлох. Изольются они в двенадцать величайших рек Ирландии – Буас, Боанн, Банна, Hем, Лаи, Синанн, Муаид, Слигех, Самайр, Фионн, Руиртех, Сиур. Будут сокрыты те реки, и воды не найти в них фоморам. Ирландцы же вволю получат питья, хотя бы случилось им сражаться до исхода семи лет» (Битва при Маг Туиред, 1985). Чрезвычайно любопытно и важно, что кравчий Нуаду, разливающий богам хмельные напитки на пиру, оказывается в то же время… повелителем вод земных как таковых. Питье богов уподоблено озерам и рекам Ирландии. Так что, когда нападают демонические фоморы, боги Племен Дану лишают их возможности напиться, хотя и сами, и те люди, которым они покровительствуют, продолжают пить вволю.

Чаша для испития священного напитка в рамках священного празднества, которые, думается, во многом и представляли собою не столько «славления» или «идолопоклонения», сколько именно обрядовые действия в рамках ритуальных застолий, позволяла создать, если можно так выразиться, своеобразную «силовую структуру», которая уподобляла участников празднования всему Мирозданию. Принимавший чашу, совершая глоток, соединялся с небом и землей. Так дерево, потомок и образ Мирового древа, принимает небесную и земную влагу. Человек также уподобляем Древу (Ермаков, 2008). Человек включается в единую цепь Мироздания. А пьянея, становится подобен богам – нет, никоимобразом не в том смысле , что боги постоянно пьянствуют! Надо думать, особое состояние сознания, возникавшее у человека при исключительно обрядовом употреблении соответствующих напитков, могло, как уже было сказано, порождать при соответствующем настрое (вернее даже, навыке) способности, подобные тем, которые возникают у шаманов при вхождении в транс и т. п.

Западнославянское рельефное изображение божества с рогом. (Предположительно, Свентовит). Ныне вделано в стену храма в Альтенкирхен (о. Рюген, Германия)

И сам напиток, и сосуд для него вне соответствующего контекста могут восприниматься как нечто профанное, то есть так, как к ним относятся сейчас. Однако как только начинается осмысленное обрядовое действо, у его участников начинает преобладать ритуальное мышление и статус даже вполне обыденных предметов резко меняется, потому как в рамках мифа мир опирается на множество глубинных волшебных связей и отверстие в винной бочке, с точки зрения магии подобия, похоже на дупло в стволе Мирового древа.

«…Ритуальная» первовещь обладает особым статусом и престижем, особой имманентной ей силой. Она действует (и действует в большей степени, чем «используется») в особых «отмеченных» ситуациях, связанных с соответствующими заданиями или, точнее, сверхзаданиями. Обращение к таким ритуальным вещам просто так, по случаю, в рамках «профанического» греховно и запретно. Оно позволено лишь в тех случаях, когда другие средства исчерпаны и иного выхода уже нет. Собственно, таково и назначение ритуала: он – деяние, действие, дело по преимуществу, то дело, которое противостоит и слову и мысли, одновременно образуя с ними триаду мысль – слово – дело, имеющую непосредственное отношение и к проблеме «первовещи». Вещь как инструмент дела действия не может быть для носителей подобной системы ценностей отделена от ритуала и быть неритуальной. Космогоническое творение есть дело, серия дел, последовательность «работ». Ритуал как образ этого творения несет на себе его печать и следует его логике: чем вещь «сильнее», тем она ритуальнее, «действеннее»; сверхдело требует для своего завершения «сверхвещи» (Топоров, 1995, с. 11).