Тимоти Келлер - Разум за Бога - Почему среди умных так много верующих

Строя свою жизнь на чем-либо, помимо Бога, мы страдаем не только в том случае, если наши заветные желания не сбываются, но и в том, если они исполняются

В книге «Всюду Пасха. Мемуары» Дарси Стайнке вспоминает, как она, дочь лютеранского священника, отошла от христианской веры. Переселившись в Нью-Йорк, она увлеклась посещением клубов, у нее появилась сексуальная одержимость. Она написала несколько романов. Тем не менее ее не покидало беспокойство и чувство неудовлетворенности. В середине книги она цитирует Симону Вейль, подводя итог главной проблеме своей жизни. «Выбирать можно лишь между Богом и идолопоклонством, – писала Вейль. – Тот, кто отвергает Бога… поклоняется чему-либо в мире, уверенный, что не усматривает в предмете поклонения ничего особенного, но на самом деле наделяет его свойством божественности» [240]. Жизнь, в центре которой не стоит Бог, ведет к пустоте. Строя свою жизнь на чем-либо, помимо Бога, мы страдаем не только в том случае, если наши заветные желания не сбываются, но и в том, если они исполняются. Мало кому из нас удается осуществить свои самые смелые мечты, следовательно, легко жить с иллюзией, что будь вы преуспевающим, богатым, популярным или красивым, о чем всегда мечтали, вы были бы спокойны и счастливы. Но не все так просто. В своей рубрике в Village Voice Синтия Хаймел вспоминает, какими были ее нью-йоркские знакомые еще до того, как стали знаменитыми кинозвездами. Одна стояла за прилавком с косметикой в Mag’s, другой продавал билеты в кинотеатре, и так далее. Когда к ним пришел успех, все они стали более раздражительными, одержимыми, несчастными и неуравновешенными, чем в те времена, когда изо всех сил пробивались наверх. Почему? Хаймел пишет:

Та колоссальная цель, к которой они стремились, та слава, которая должна была изменить все к лучшему, сделать жизнь приемлемой, наполнить ее счастьем от слова «сейчас», была достигнута, а на следующий день они проснулись и обнаружили, что остались прежними. От такого крушения иллюзий они стали унылыми и невыносимыми [241].

Грех не только влияет на нас изнутри, но и производит разрушительное воздействие на общественный строй. После Второй мировой войны английская писательница Дороти Сэйерс видела, как многих представителей британской интеллектуальной элиты приводит в отчаяние путь, избранный обществом. В своем эссе «Credo или хаос?», написанном в 1947 году, она высказала предположение, что их безнадежность вызвана главным образом потерей веры в христианское учение о «первородном» грехе, или присущей человечеству гордыне и эгоистичности. Она писала, что все это особенно удивляло тех, «кто очень хорошо думал о Homo sapiens, этом венце эволюции, и всерьез полагался на цивилизацию или просвещение». Видеть геноцид в тоталитарных государствах, а также алчность и себялюбие в капиталистическом обществе им «не только больно, им странно… Для них все это – полное отрицание всего, во что они верили. Самые прочные их убеждения рухнули, обвалились, из привычного мира выпало дно». В отличие от них, христиане привыкли к мысли о том, «что в самой сердцевине человека что-то сдвинуто, смещено» [242]. Она заключает:

Христианская догма о двойственности человека говорит, что и мы, и наши дела неслаженны и незавершенны, однако действительно связаны с вечным совершенством, которое – и в нас, и над нами. Если это принять, нынешние дела покажутся менее бессмысленными И не такими уж безнадежными [243].

В «Природе истинной добродетели», одном из самых глубоких трактатов по социальной этике из всех ныне существующих, Джонатан Эдвардс объясняет, каким образом грех разрушает общественный строй. Он утверждает, что человеческое общество сильно раздроблено, когда наша величайшая любовь обращена не к Богу. Если высшая цель нашей жизни – благо собственной семьи, тогда, по мнению Эдвардса, мы склонны в меньшей степени думать о чужих семьях. Если наша заветная цель – благо своей страны, племени или расы, то мы склонны к расизму или национализму. Если мы стремимся к счастью только для себя, тогда мы ставим свои экономические и силовые интересы превыше чужих. Эдвардс заключает, что лишь в том случае, если Бог – наше summum Ьопит, наша конечная цель и средоточие жизни, мы расположены сердцем не только к своим близким, людям своей расы или класса, но и к миру в целом [244].

Лишь в том случае, если Бог – наша конечная цель и средоточие жизни, мы расположены сердцем не только к своим близким, людям своей расы или класса, но и к миру в целом