Стивен Бэчелор - Что такое буддизм? Как жить по принципам Будды

Что могло заставить его так поступить? Его собственный рассказ в Каноне проливает мало света на эту проблему. Он говорит, что решил уйти из дома, чтобы искать «вечную полную свободу от рабства», а не утешение в смертных и преходящих вещах. Но это всего лишь повторение формулы отказа от мирской жизни, распространенной в индийской аскетической традиции того времени. Кажется, что он испытывал некий глубокий личный кризис и задавался «экзистенциальными» вопросами: Для чего эта жизнь? Есть ли в ней какой-нибудь смысл? Почему я родился только для того, чтобы умереть? Возможно, он понял: все, что он делал вплоть до этого момента, приводило его к тупику. Поэтому он хотел оставить все, что было ему знакомо: своего царя и страну, обязанности принца, свой род, жену и новорожденного сына. Этот очевидно отчаянный шаг, возможно, был единственным способом решить его проблемы. И он вынужден был ухватиться за эту возможность, хотя у него и не было никаких гарантий благоприятного исхода.

«Хотя мачеха и отец хотели другого, – вспоминал он, – и плакали и причитали, я сбрил волосы и бороду, одел желтое одеяние и покинул дом ради бездомной жизни». И вот так, с бритой головой, в рясе, сшитой из кусков грубой ткани, с миской под рукой и, скорее всего, босиком он двинулся по Северному пути. Размышляя над причинами его ухода из дома, нельзя судить его поступки с точки зрения нашего времени и культуры. Отказ от жены и сына, возможно, не так беспокоил его – в конце концов, его большая семья прекрасно могла о них позаботиться, больше всего его тяготили обязанности перед родом Готама и государством Сакия. Его ночной побег из дома должен был вызвать в нем чувство огромного облегчения и свободы. Позже он скажет: «Дома жизнь – пыльная клетка. Но за порогом – широкий простор».

Он мог присоединиться к медленно движущемуся каравану быков, впряженных в телеги, который покрывал приблизительно пятнадцать километров в день, проходя через леса, населенные носорогами, тиграми, львами, медведями и местными народами, и редкие торговые города, окруженные деревнями и полями. В сезон муссонных дождей, с июня по сентябрь, дороги становились непроходимыми болотами. И он проводил это время в парках и рощах, принимая участие в диспутах, размышляя и медитируя. Эта схема медленного перемещения из одного места в другое с трехмесячным перерывом на время сезона дождей, сохранялась до конца его жизни.

Покидая косальскую провинцию Малла, он мог посетить Ваджжи, последнюю из древних республик, по-прежнему управляемую не царем, а скорее аналогом современного парламента, располагавшегося в столичном городе Весали. Дойдя до Ганга, естественной границы, которая отделяет Ваджжи и Косалу от могущественного царства Магадха, он мог переправиться на другой берег на пароме. Он, наверное, сошел на южном берегу в деревне Патали и следовал по Северному пути до его окончания в Раджагахе, столице Магадхи, которая находится в ста километрах южнее, окруженная рядами холмов.

Сегодня леса почти исчезли, земля интенсивно возделывается, а дороги забиты грузовиками, автобусами, телегами, волами и людьми. Вместо парома пятикилометровый мост Махатмы Ганди переносит вас через Ганг в Патну, как теперь называют Патали. С высоты модернизированной бетонной переправы можно видеть, почему эта большая, широкая река служила таким пугающим барьером между враждующими царствами Древней Индии. На северном берегу широкая полоса глины и песочных отмелей отделяет густые банановые плантации, стоящие на твердой земле, от коричневых, вялых вод реки. Напротив, вдоль южного берега, плотной стеной стоят здания.

С моста, который не сильно – для Индии – забит машинами, г-н Хан и я погружаемся в хаос столицы штата Бихар, расстраивающийся, переполненный город с населением почти в два миллиона человек. Смог из дыма и пыли висит над грязными бетонными зданиями. Улицы наполнены гудками автомобилей и грузовиков, непрекращающимся треньканьем велосипедов и звоном колокольчиков рикш.

Мы останавливаемся у Джаду-Гхара, разрушающегося музея в колониальном стиле, который здесь построили британцы в 1917 году. Я приехал увидеть урну с останками Готамы. Во время раскопок 1958 года, в расположенном неподалеку Весали, она была найдена в ступе, которую идентифицировали благодаря описанию, составленному китайским паломником седьмого века. Пожилой работник музея трясущимися руками открывает дверь, пропускает меня в небольшое круглое помещение с заплесневелым ковром, включает жесткий флуоресцентный свет. За толстым стеклом на красном бархате одиноко стоит потрескавшаяся сферическая шкатулка, приблизительно пяти сантиметров высотой, сделанная из мыльного камня кремового цвета. Рядом стоит фотография в рамке, на которой можно увидеть все содержимое открытой шкатулки: небольшую горстку пыли, медную чеканную монету, фрагмент золотого листа, крошечную раковину и два стекляруса.