Стивен Бэчелор - Что такое буддизм? Как жить по принципам Будды

В начале 1980-х Южная Корея начинала оправляться от катастрофы тридцатипятилетней японской оккупации, наступившей вскоре после разрушительной гражданской войны с коммунистическим Севером. Страной управлял военный диктатор Чон Ду Хван, который захватил власть в декабре 1979-го во время неразберихи после убийства Пак Чон Хи, другого военного диктатора, который правил с 1961 года. (Пак был жестоко застрелен в своем кабинете главой южнокорейской разведки.) И Чон и Пак были буддистами. В мае 1980-го, за год до того, как я приехал, Чон отправил парашютный десант, чтобы подавить народное восстание в Кванджу, в самом близком к нашему монастырю городе. В ходе операции, по самым скромным оценкам, были убиты двести гражданских лиц (цифры все еще оспариваются) и три тысячи ранены.

Хотя память об этом недавнем неудавшемся восстании должна была висеть тяжким грузом на сердцах монахов, в монастыре Сунгвангса эти события никогда не упоминались в нашем присутствии. Они в шутку называли Чона «Спрутом» (он был лысым и запускал руки во все дела), а его жену – «Шпателем» (из-за сильно – по корейским меркам – выступающего подбородка), но отказывались обсуждать свои более глубокие мысли и чувства о государственном устройстве их страны. Только присутствие Боп Чонг Сынима (известного писателя и диссидента, который в течение моего пребывания в Корее жил под домашним арестом в хижине отшельника в лесу выше монастыря) говорило о репрессивном политическом климате, в котором мы жили.

Как новообращенный европеец я воспринимал буддизм как ряд философских учений, этических заповедей и медитативных практик. Для меня быть буддистом означало просто привести свою жизнь в соответствие с основными ценностями буддийской традиции: мудростью, состраданием, отказом от насилия, терпимостью, невозмутимостью и так далее. Проживание в Корее заставило меня понять, насколько наивен я был. По моим узким представлениям, военный диктатор, который жестоко подавил народное восстание, не мог быть буддистом. Но почему нет? Действительно ли буддизм предназначен только для тех, кто нравственно чист, безупречно знает доктринальные положения и благочестиво сидит в медитации каждый день? Я начал рассматривать его как широкое культурное и религиозное явление, которое помогает подверженным ошибкам людям принимать сложные решения в опасном и непредсказуемом мире. В 1988 году в качестве публичного жеста покаяния за худшие проявления своего режима Чон Ду Хван прошел двухгодичный ретрит в Бэкдамса, монастыре в провинции Гангвон. Хотя это не освобождает его от ответственности за его преступления (за которые он был позже приговорен к смерти, а затем помилован католическим президентом Ким Дэ Чжуном, которого сам Чон ранее осудил на смерть), его поступок показывает, что он с помощью своей религии пытался искупить те страдания, которые он принес стольким людям.

В сентябре 1983 года Кусан Сыним заболел и не выходил из своих покоев. Ни одному из нас не сказали, что случилось, и не позволяли видеться с ним. Это было беспокойное время. В первый день месяца гражданский корейский авиалайнер (KAL 007), возвращавшийся из Нью-Йорка в Сеул, был сбит советскими реактивными перехватчиками к западу от острова Сахалин, около Японии. Погибли все 269 пассажиров, включая американского конгрессмена Ларри Макдоналда. Корея была в состоянии национального траура. Люди носили небольшие черные ленты, и в витринах магазинов были выставлены большие венки, в то время как «Спрут» пользовался случаем довести антикоммунистические настроения до полной истерии.

Зимний трехмесячный ретрит должен был начаться 19 ноября. Тем вечером я записал: «[Кусан Сыним] очень болен, и неизвестно, сколько времени он еще продержится. Похоже, что с ним случился удар. Вся его левая сторона парализована. Иногда силы возвращаются к нему, но только для того, чтобы вновь его покинуть. Его слабость висит тенью над нашим затвором». 4 декабря нам дали наставление, чтобы мы неделю пели в унисон «Кван Сеум Босал», имя бодхисаттвы сострадания, в надежде, что это может помочь там, где медицина оказалась бессильна. 10 декабря я пошел проведать Кусана Сынима в его покоях. «Его с трудом можно узнать, – написал я в своем дневнике. – Он лежит на полу, его кожа больше не блестит, щеки впали, он не может ходить, говорить или глотать. Я видел только, как он перебирает четки правой рукой и пытается натянуть на себя одеяло, чтобы согреться. Меня очень расстроил этот, возможно, последний в жизни момент, когда я его видел. Я понял, насколько я его ценил. В некотором смысле он был самым ценным учителем, в котором со всей полнотой воплотились те качества, которых недостает мне». Я думаю, теми качествами, которые я тогда имел в виду, были его обыденная, нерационалистическая, точность и простота, его нравственная цельность и полная уверенность в том, что он делал.