Илья Носырев - Мастера иллюзий. Как идеи превращают нас в рабов

Оба этих представления, несмотря на свои отличия, идеологически обосновывают запрет иметь семью и детей: ранние христиане не видели смысла в умножении рода человеческого в преддверии Судного дня и желали предстать чистыми перед Престолом Господним, буддийские архаты и бодхисаттвы отказывались от телесных удовольствий и продолжения рода как от пагубных привязанностей, обрекавших их на дальнейшие перерождения и страдание. Эти установки двух мировых религий настолько схожи, что ученые, начиная с Эрнеста Ренана, неоднократно предпринимали попытки доказать, что именно буддизм оказал влияние на учение Христа. Однако никаких прямых подтверждений такого влияния нет; на мой взгляд, сходство объясняется конвергенцией идей — наиболее успешные религиозные учения чаще всего вырабатывают схожие стратегии воздействия на верующего.

В своем стремлении к достижению власти над потусторонним миром аскеты и самую смерть рассматривают как окончательное торжество над миром. В христианстве, где отрешение от телесного достигает вершины, из него вытекает идея мученичества. Смерть трактуется практически в том же смысле, который упоминает В. Тэрнер, — как «сила слабости» 19 19 Тернер В. Символ и ритуал. М., 1983. С. 182. : покидая свою телесную оболочку, человек оказывается сильнее своих гонителей 20 20 Эта «сила слабости» фиксируется в различных радикальных христианских учениях — в пресловутых самосожжениях, в идее скопчества: сами адепты секты считали, что посредством отсекновения части своей плоти и потери сексуальной стороны своей личности они становятся не слабее, но сильнее — и душой, и разумом. Недаром и инициации у различных народов часто включают намеренное искалечение неофита — так, обретение статуса взрослого отмечается удалением зубов, ампутацией пальцев, обрезанием и т. п. В шаманистических культах увечье рассматривается как средство, способное сделать человека более восприимчивым к тайным голосам сокрытого от обычных людей мира. Отметим, что этот же инвариант представлений прослеживается в скопчестве: скопцы уподобляли себя ангелам, ближайшим к Богу существам — один из применяемых скопцами к себе эпитетов заключает в себе игру слов: усекновение «плоти» (т. е. гениталий) делает их «бесплотными», как ангелы. Окружающие часто воспринимали скопца как потустороннее существо, живого мертвеца. В 20-х годах XX века идеолог секты Г. П. Меншенин, материалистически преломляя этот взгляд, утверждал, что скопец не только физически не слабее нормального человека, но и выглядит «солиднее и представительнее», имеет «здравость ума», «способность политически мыслить» и зарабатывать деньги (Волков Н. Скопчество и стерилизация. М.: Изд-во Академии Наук СССР, 1937. С. 104). . Во всех поощряющих аскезу религиях равнодушие к жизни выступает средством обретения немыслимой мистической власти: апостол Павел обещает праведникам, что они будут «судить даже ангелов, не то что дела житейские», а в одной из буддийских сутр говорится, что бодхисаттвы смогут жонглировать мирами, как фокусник жонглирует цветными шариками 21 21 Торчинов Е. А. Введение в буддологию: курс лекций. СПб.: Санкт-Петербургское философское общество, 2000. С. 57. .

Католическая церковь, равно как и иерархия православной церкви, немыслима без целибата; буддизм, джайнизм и ряд школ индуизма немыслимы без брахмачарьи (безбрачия). Обе наиболее известные формы монастыря — христианская и буддийская, сыгравшие важнейшую роль в распространении этих религий, — были «изобретены» не профессиональными жрецами, а отшельниками. Именно у отшельников позаимствовала идею обязательного безбрачия духовенства христианская церковь. И если мы хотим понять процесс эволюции, благодаря которому христианство и буддизм обрели свою организационную структуру, мы должны будем обратиться не к эволюции древнего жречества, а к эволюции представлений об аскезе в доктрине этих религий.

Отцы церкви, которые начиная с Василия Великого старались богословски обосновать подвижнический образ жизни, испытывали серьезные затруднения, когда пытались подкрепить свои аргументы цитатами из Нового Завета: дело в том, что полное отречение от мира органически отнюдь не вытекает из учения Христа и апостолов 22 22 Clark E. A. Reading Renunciation: Asceticism and Scripture in Early Christianity. Princeton University Press, 1999. P. 3. . Сама мотивация ухода от мира, между тем, достаточно ясна. Христианство первых веков было окрашено в сотериологические и эсхатологические тона: последователи учения Спасителя ощущали время своей жизни как нелегкое, но важное испытание, которое нужно пройти, чтобы заслужить грядущее бессмертие. Слова Христа о том, что «не прейдет род сей, как все это будет», сказанные Им о конце света, Апокалипсис Иоанна, живописующий грядущий Суд, многими воспринимались буквально — об этом свидетельствуют многочисленные милленаристские движения внутри раннего христианства, такие как, например, распространившееся во II веке учение епископа Монтана, собиравшего людей на гору близ города Пепуза встречать Судный день. В преддверии вечной жизни многие повседневные заботы теряли смысл: незачем стремиться к обогащению и получению должностей, тратить время на брак и воспитание детей. Напротив, путь к спасению лежал через уход от грешного мира: «Когда же увидите мерзость запустения, реченную пророком Даниилом, стоящую, где не должно, — читающий да разумеет, — тогда находящиеся в Иудее да бегут в горы», — говорит Христос 23 23 Мк. 13:14. .