Василий Ефремов - Иисус Христос — Homo sapiens. Тацинский апокриф

Сын Иоанна — великий князь Василий III (отец Ивана Грозного) — правитель досточтимый в веках, не минул дерзости, принудил митрополита Даниила к освящению своего незаконного второго брака (тот и не сопротивлялся). Были и противники в духовенстве и среди влиятельных бояр этого нарушения церковного устава, и будь они настойчивее — не было бы Ивана Грозного, а может и многих из нас, читатель: слишком большая прореха была бы в ходе эволюции (все состоялось бы как-то иначе). История не имеет сослагательного наклонения, любим мы говорить, но речь о княжеской вольнице в делах церковных, о притеснении (мягко выражаясь) святителей. Так с просветительскими целями Василий изыскал для великой пользы России образованнейшего богослова тех времен, афонского инока Максима Грека. Князь любил общаться с умным греком, долгие годы переводившим и приводившим в порядок канонические писания в России. И, тем не менее, его судом преп. Максим был заточен в одном из тверских монастырей по бесчинному ложному оговору (с явной подачи церкви, церковные же соборы 1525 и 1531 гг. и докончили расправу над ним).

И вот монархическая череда истовых радетелей народа российского дала сбой. После смерти Василия III, всенародно оплаканного, во главе государства выкристаллизовался Иоанн Васильевич — Иоанн IV (Грозный). Ввиду малолетства царя, правление приняла мать — Елена Глинская и ряд думских бояр. По мнению Карамзина это был период совершенно бездарного государственного правления, по ходу которого Елену отравили прорвавшиеся к власти князья Шуйские со подвижники. Эти же, на редкость бесчинные бояре, совершенно избаловали царя-отрока, а присмотреться — развратили: с поощрения этих вельможных растлителей, всепозволением надеющихся заручиться любовью будущего бездушного царя, Иоанн развлекался пустым пролитием крови бессловесных, беззащитных домашних животных (пока). Следуя описанию Карамзина, читатель может получить живое впечатление от какого-то необычного даже по тем временам хамства этих наставников. К примеру, сцена низложения митрополита Иоасафа. Три сотни нечестивцев, — организованных князем Иваном Шуйским бояр, ночью 3 января 1542 года окружили митрополитовы кельи, бросали камни в окна, едва не убили Иоасафа, который пытался спастись во дворце у Иоанна. Далее Карамзин очень натуралистичен: «государь, пробужденный свирепым воплем мятежников, сам трепетал как несчастная жертва. Бояре с шумом вошли за Иоасафом в комнату великого князя; взяли, отправили митрополита в ссылку, в монастырь Кириллов. …Кричали, господствовали, как бы завоевав престол и церковь; не думали о соблюдении ни малейшей пристойности». И далее по теме: «Таким образом князь Иван Шуйский самовластно свергнул двух митрополитов единственно по личной к ним ненависти, без всякого суда и законного предлога. Духовенство молчало и повиновалось».

Беспардонные бояре, как нарочно, учиняли жестокие забавы для царя-отрока, закладывая тиранские начала в основу приближающейся беспредельной его власти. Как бы там ни было, но Иоанн, возмужав, проявил себя и как прозорливый государь-стратег, и как смелый и удачливый полководец, и как настойчивый дипломат. Россияне не могли нарадоваться. Но тут в нем проснулся тиран. Не будем задалживать время читателя психоанализом перемен в поведении Иоанна, на сей счет есть соответствующая литература. Далеко не удаляясь от темы, напомним или известим, что Иоанн дико расправился и с теми, кто держал его в рамках благопристойности, и с теми, кто ему безудержно льстил и потворствовал в разврате. Мнилась ему некая боярская ересь — измены, заговоры, предательства (кое-что ему в этом плане внушили, подметнули злодеи, фальшь таких доносов он прекрасно понимал). Обилием и изощренностью казней Иоанн со своей опричниной (6000 палачей) оставил позади всю инквизиционную практику и самого Торквемаду. Натурально опустошал собственные города. По нелепому, клеветническому доносу на новгородского архиепископа Пимена государь шесть недель изуверски разорял Новгород. Казни и грабежи начинались с духовенства: опричники истязали безвинных священников и иноков, грабили церкви и монастыри — брали казну, иконы, золотые и серебряные кресты, утварь, колокола. Далее грабили все и вся; царь наблюдал как хищные опричники «ломились в палаты и кладовые, отбивали ворота, влезали в окна, делили между собою шелковые ткани, меха; жгли пеньку, кожи, бросали в реку воск и сало». Интересно, что Иоанн творил расправы вместе со старшим сыном. Историк пишет: «Ежедневно представляли им от пятисот до тысячи и более новгородцев; били их и мучили, жгли каким-то составом огненным, привязывали головою или ногами к саням, влекли на берег Волхова, где сия река не мерзнет зимою, и бросали с моста в воду целыми семействами, жен с мужьями, матерей с грудными младенцами. …Кровавый Волхов, запруженный телами и членами истерзанных людей, долго не мог пронести их в Ладожское озеро». По летописным сведениям от монаршей злобы погибли более 60 000 городских и сельских жителей. Гибель продолжилась голодом и мором от непогребенных тел. Во Пскове были ограблены церковь и знать. В общем, народ живо вспомнил нашествие Узбек-хана, говорит Карамзин. Был опозорен, низложен и сослан в монастырь архиепископ Пимен. И это всего лишь краткий новгородский эпизод. Пытавшийся остановить неслыханные злодейства митрополит Филипп, был сослан в Отрочь-монастырь, где впоследствии старец был задушен опричником Малютой Скуратовым. О себе же монарх мыслил следующее: «Есмь Иоанн, государь многих земель. Исповедаю веру предков своих, истинно христианскую, по учению св. апостола Павла. Я царь природный: не вымолил, не купил сего титула; а мой царь суть Иисус Христос». Сказать нечего, можно лишь задаться вопросом: где был он, Христос? и она, христианская мораль глубокорелигиозного царя?.