Авторы Талмуда и мидрашей сочиняли свою агаду в том же направлении, но много, много решительней: они вычеркнули и Рим, и Пилата из сюжета вообще. Донос написали наши, и судили наши, и уксус вместо воды подносили наши же, и камни кидали, и терновый венец нацепили, и — за неимением дерева — на капусту наши водрузили тело… Роль Пилата исполнила еврейка (по вероисповеданию), царица Елена (в реальной истории она явилась в Иерусалим примерно через 15 лет после гибели Йешуа, естественно, не имея, да и не могла иметь, в чужой империи никаких властных полномочий).
Придуман шаржированный до идиотизма ход разбирательства-испытания. Зачем?
Мудрецы Израиля, проделавшие с Йехудой тот трюк, что придумал Йешу, для себя-то были уверены: Йешу, совершая чудеса, «жулит». Он точно знает, что получил свой дар не от Духа Святого, не озаренный Богом у Иордана в миг крещения на берегу Иордана, как говорится в Евангельских сюжетах, нет, мамзер , видимо, хитростью овладел знанием Имени и так творит чудеса. Человек, точно обманывающий других, — по Закону действительно подлежал казни. То есть талмудисты сочинили в своей версии подлинный, а не фальшивый, как в Евангелиях, криминал — за который и положено судить и казнить, подвели его в «агаде» под «настоящую статью», раз уж не могли это сделать на практике.
Но так как под такой сюжет, видимо, нельзя было подложить историческую подкладку (мы писали, что проникновение посторонних в Святая святых Храма реально оказывалось невозможным ни для кого, и уж талмудисты-то это знали лучше остальных), нельзя было представить свидетелей, невозможно зафиксировать вопросы судей и пр., то пришлось использовать тот единственный исторический факт, который об этом заседании до них дошел. В Евангелиях тоже рассказывается, как били Йешуа, как предлагали ему угадать, кто ударил — но там «игру» с осужденым смертником устроило жестокое и безграмотное быдло, стражники Храма. Талмуд же приписал дикую процедуру судьям, что по сути еще более невероятно, чем проникновение героя в Святая святых.
Почему не описана ситуация с Римом и Пилатом? Потому что если бы еврейский суд, например, малый Синедрион передал еретика-еврея в руки язычников для казни (вариант, описанный в Евангелиях), то судьи совершили бы немыслимое преступление перед еврейским Законом и общественным мнением. С точки зрения средневекового еврея христианство несомненно являлось опаснейшей ересью в еврействе, а Йешу при всех его личных добродетелях и талантах оставался для авторов «Истории» лжепророком и нарушителем Закона. Противники его, храмовая бюрократия, являлись для них же хранителями Божественной правды. Тут спора нет! Кто мог думать о еврейских мудрецах по-другому, тот уходил из общины в окружавший ее со всех сторон христианский мир. Но подобная расстановка сил в сказании (мудрецы — защитники Бога) получала в глазах любого еврея религиозно-нравственное оправдание лишь в случае, если самая жестокая расправа над еврейским еретиком осуществлена была по приговору еврейского суда и еврейскими руками. Авторы «Истории о повешенном» несомненно знали про крест и про гвозди распятия, и про то, каковы были пределы реальные компетенции Елены, а каковы — римлян — но они предпочли навалить на евреев все, даже то, в чем их не обвиняли христиане — и чашу с уксусом, и терновый венец, и исполнение казни (на капусте)… Все было возможно и прощаемо, кроме одного: кроме казни Йешуа язычниками через распятие! Отдать еврея, обвиненного в религиозном преступлении, римлянам — означало безнадежно опорочить еврейских мудрецов.
(Правда, вопреки распространенному мнению, иногда распятие приводили в исполнение и еврейские владыки. Такое один раз было. И все же, если бы в «Истории о Йешу» царица Елена приказала мудрецам распять Йешуа на кресте, то читателями «Истории» читалось бы это происшествие так: царица-саддукеянка повелела казнить законоучителя из праведников, из фарисеев-«прушим». Вот почему П. Гиль правильно отобрал в заглавии для слова «талуй» русский эквивалент «повешенный», а не исторически более достоверное «распятый»: переводчик верно почувствовал дух произведения.)
Особо отметим сюжеты со святыми Павлом и Петром, «агентами спецслужб» иудаистской жреческой элиты. Почему великий авторитет, самый знаменитый еврейский законоучитель эпохи раннего средневековья рабби Шломо Ицхаки (известный по аббревиатуре Раши), склонен был доверять столь невероятной интриге? (о чем написал П. Гиль в предисловии).
Читать дальше