Михаил Хейфец - Суд над Иисусом. Еврейские версии и гипотезы

Далее следует аналогичная проповедь Элиягу перед 310-ю ближними учениками Йешуа, где он тоже творил чудеса, излечивая прокаженных, хромых и слепых. И те тоже признали его. После чего Элиягу отделился от общины, жил в особом домике одиноко, не ел мясо и не пил вина (чтоб не нарушить кошерность пищи), но лишь хлеб и воду и плоды древесные. «И утихомирились бродяги и не делали более зла евреям… И спросили ученики, как имя его. И ответил, что зовут его святой Павел» (28).

Далее следует сюжеты, явно прибавленные к основной интриге в ходе вековых доработок. Например, сюжет о появлении папства. «В те времена был у еврейского народа большой мудрец, и звали его Шимон Кифа, потому что сидел он обычно на том камне, о котором пророчествовал пророк Йехезкель (в русской традиции — Иезекиил — М. Х. )… и умел он слагать великолепные гимны, а из камня доносился до него Небесный Глас». Он спорил с христианами и побеждал их.

Здесь можно обратить внимание на то, что «Кифа» по-гречески значит «камень», и если перевести это имя на латынь, то получится?… Петрос. Петр.

Христиане уговаривали его перейти к ним и установить новые законы, которые сделают их учение вечным: «Сам посмотри — нас становится все больше с каждым днем, а евреев — все меньше». Когда же он отказался, стали угрожать лишением жизни — ему самому и всем евреям.

И стали просить его евреи: «Спаси нас от них. Мы же примем твой грех на себя».

И пошел к христианам Шимон, и они сделали его папой. Он и повелел им, чтоб не делали евреям зла, дозволяли молиться в их синагогах и не принуждали их к крещению. И еще он установил христианам посты.

Жил он, подобно Элияху-Павлу, одиноко, в особой башне, сочинял стихотворные гимны и послал их евреям. Евреи переправили его письмо этнарху и руководителям ешив и раввинам, и те сказали, что гимны эти прекрасны и их можно читать в синагогах. «И по сей день читают их в синагогах». К этому месту переводчик сделал такое примечание: «Шимону Кифе приписывают авторство гимна „Нишмат коль хай“, включенного в субботнюю утреннюю молитву» (29).

«Христиане же называют Шимона Кифу „святым Петром“», — заканчивается сюжет.

Далее действие повести переносится во времена императора Константина и его жены Елены. Следует легенда об обнаружении святого Креста — для излечения проказы, которой заразился этот император. Сюжет опять повторяется: снова евреям угрожают казнями, если они не найдут крест, снова находится мудрец, владеющий Именем, которым можно творить чудеса. Почему я предполагаю, что этот сюжет был приставлен к основе агады позднее? Потому что ищут и находят «дерево», на котором распяли Йешуа. Между тем, как читатель помнит, в прежнем сюжете это было не дерево, а большая капуста… А мудрецы, которые «обнаружили дерево», еще раз заповедали христианам, которые порывались отомстить евреям за Йешуа, чтоб те соблюдали законы Петра и Павла, запрещающие преследовать евреев.

Последний сюжет связан с появлением нового персонажа, некоего персидского гоя (нееврея) по имени Нестор. Он «начал высмеивать христиан, подобно тому, как те высмеивали евреев». Этот Нестор цитировал Йешуа: «Не для того я пришел, сказал Йешу, чтобы отменять что-либо из сказанного в Торе, но для того, чтоб исполнять законы ее». И предложил христианам делать обрезание. И еще он говорил, что рожденный женщиной Йешуа есть такой же человек, как остальные, но на него снизошел Дух Святой и был он пророком.

По словам «Истории», он был «первым, кто посеял раздор среди христиан», и его опорой были женщины, потому что Павел разрешил христианам многоженство (которое тогда было разрешено у евреев — М. Х. ), «он же, Нестор, хочет, чтоб христианин брал себе только одну жену и относился к ней с уважением. И за это женщины питали к нему большую любовь» (30).

И после конфликта со сторонниками Павла Нестор удалился в некую «Хацицу» (переводчик предполагает, что это некая местность в Северной Месопотамии) и деспотически правил там большим числом женщин, удалившихся вместе с ним. Последняя фраза «Истории» говорит о гибели Нестора от рук этих женщин во время какой-то непонятной ссоры. Так вкратце изложены неизвестные подробности из истории несторианской ереси.

Теперь, когда читателю известно содержание талмудического сказания о Йешу из Нацерета, разрешено уже вольно поразмышлять о парадоксах изложенного выше текста.

Начну с заглавия: «История о повешенном, или история о Йешу». В иврите слово «талуй» означает одновременно «повешенный» и «распятый» (ведь «распятый» и есть «повешенный», только не на виселице, а на кресте). Неслучайно, однако, переводчик выбрал не традиционное для русского читателя значение «распятый», а первое значение — «повешенный». Выбор слова «распятый» означал бы для еврейского читателя, что Йешуа убит неевреями, или, во всяком случае, не по еврейскому закону. Распятие — не принятый у восточного народа способ казни и незаконный с точки зрения еврейского судопроизводства. В предисловии переводчик, он же издатель (Пинхас Гиль) объяснил цель своей работы так: средневековый текст должен был послужить антихристианским чтивом, он откроет «русским» читателям, евреям из СССР, «как относились их предки к Йешу и основанной им религии». Что ж, благословен будь человек, сделавший землякам такой великолепный подарок, хотя поистине это тот случай, когда «не ведал, что творил».