Поль Кюглер - Алхимия дискурса. Образ, звук и психическое

Немногие события играют в психологической жизни ребенка такую же важную роль, как овладение им языком. В возрасте от шести до девятнадцати месяцев младенец приобретает способность психического представления и умение выделять и узнавать свой собственный образ как отличный от других. Например, младенец, который ранее никак не реагировал, видя себя в зеркале, внезапно начинает улыбаться своему зеркальному отражению. Это событие, совершенно нормальное в жизни младенца, свидетельствует о появлении способности узнавать свое отображение.[1] Процесс разглядывания и узнавания своего образа как отличающегося от других дифференцирует психический образ ребенка и его физическое тело. До наступления зеркальной стадии у ребенка отсутствует способность отличать субъект от объекта, репрезентативное от биологического. Желание и его объект неразличимы. Например, если ребенок ощущает голод, то это не голод ребенка, ибо младенец не может воспринимать «себя» отдельно от своего желания. Однако с наступлением зеркальной стадии единство переживаний расщепляется, и ребенок приобретает способность отличать психический образ от биологического переживания . Дифференциация биологического младенца и психического образа, с которым младенец себя идентифицирует, является всего лишь преддверием значительно более глубокой дифференциации психики, которая наступит в процессе обретения языка. В дальнейшем процесс обретения языка заменяет пластический образ тела лингвистическим образом, местоимением первого лица. [2] Визуальный образ заменяется акустическим, например, на английском языке словом «I» («Я»). С обретением языка наступает онтологический разрыв между словом и телом, между описанием и событием. В течение зеркальной стадии становится возможным появление человеческого субъекта, когда неврологическое развитие позволит младенцу отличать объекты, а человеческий субъект реализуется, когда ребенок приобретает способность к репрезентации.

Появление способности отождествляться с саморепрезентацией является действием, на котором основывается вся субъективность; в этот момент рождается человеческая рефлексия. Открытие младенцем своего образа и идентификация с ним разделяет личность на бессознательное и сознательное, на репрезентативное эго и эмпирическую самость. Конституирование психического чувства непохожести (otherness) следует из осознания того, что отрефлектированное представление действительно «принадлежит» тому же самому ребенку, рассматривающему и переживающему этот образ как другой (other). Октавио Пас следующим образом описывает переживание субъектом своей непохожести: «Непохожесть», прежде всего, представляет собой симультанное восприятие нашего различия, при том, что мы остаемся тем, кем являемся, не удаляясь от места своего пребывания, тогда как наша истинная сущность находится в другом месте» (Пас, 1975, стр. 245) [3].

При рассматривании младенцем своего собственного образа как отличного от других одновременно (симультанно) реализуется субъективность младенца, осуществляющего это действие. Восприятие рефлексии себя (selfreflection) является визуальным переживанием психического образа и «реального», разделенным только временем, необходимым для возврата отраженного света к глазу ребенка. В акте отражения смешиваются в единое событие оба гетерогенных объекта: образ и реальный субъект, «Я» и другой, вымышленное и биографическое. Это бесконечно быстрое колебание между образом и реальным приводит к появлению разделенного субъекта, состоящего из репрезентативного эго и экзистенциальной самости в атмосфере присущей данному субъекту рефлексии. Чрезвычайная экономичность такого простого события, как ребенок, рассматривающий свое отражение в другом, сигнализирует о рождении субъективности и появлении разделенного субъекта: эго/самость. [4] Драматическая роль, исполняемая ребенком на зеркальной стадии, заключается в непрерывном продуцировании собственной самости. Это рефлексия, которая создает самость само-рефлексии, творя ее через драму непрерывно повторяющегося обозрения последней.

Зеркальная стадия представляет собой базовую метафору как для рефлектирующего сознания, так и для демонстрации взаимозависимости образа и реальности как таковой. Не может существовать отражение без реального ребенка, и не может существовать сознание реального ребенка без его имаго. Реальное и имагинальное взаимно сопредельны (coterminus): каждое включает в себя другое (coimplicates). Осознание того, что человеческая субъективность строится с помощью рефлексивного выстраивания репрезентаций, позволяет, в свою очередь осознать то, что мы постоянно находимся в пространстве языка, создавая метафоры своей личности, а также собственного понимания себя. Человек как субъект есть нечто, сконструированное с помощью метафор во всех измерениях нашей психики; он не входит в мир без сложного лингвистического сопровождения . Без способности самости представлять себя либо в виде образа, либо слова, – что позволяет взглянуть на себя со стороны, – невозможно было бы выстроить личность, обладающую способностью представления и восприятия своего отражения. [5]