Луиджи Зойя - Созидание души

Если Хандке признан одним из величайших авторов современности, этим он обязан не только своей способности давать отточенное психологическое описание, но и затрагиваемым темам. Среди центральных тем – детство, метафорическое и реальное. Одна из его основных книг посвящается первым годам жизни дочери. В этой книге, сочетающей самобытную художественную прозу с эссеистикой, австрийский романист рассказывает об отношениях отец – ребенок, описывает семью отец – ребенок, повествует устами отца об отцовских переживаниях. Парадокс, который мы должны исследовать, состоит в том, что оригинальностью книга обязана теме столь древней и избитой.

Отцовские чувства не вычленяются постепенно из первоначального симбиоза, на котором основаны чувства ребенка и матери, о которых вспоминает автор. Они не основаны и ни на чем другом. У них просто нет основания.

Даже если неверно общее место, согласно которому у животных «отец» ограничивается оплодотворением и не принимает никакого участия в жизни своих детей (у многих птиц забота о потомстве делится поровну между отцом и матерью), это несомненно истинно для высших животных. Этологи и антропологи выводят отсюда общее заключение, что человеческая функция отца – создающего семью и обеспечивающего ее потребности – это изобретение культуры; и более того, что создание роли отца имеет существенное значение для создания модели семьи, то есть первого шага на пути цивилизации.

В этом смысле отец стоит у начала всего, и поэтому не случайно он оказывается в начале и в центре великой монотеистической метафоры. До возникновения отца, возможно, существует общество, но не семья. До возникновения отца есть предыстория, но нет истории цивилизации.

Однако, так же как культура и цивилизация, добившись гигантских успехов, не становятся инстинктом и с трудом насаждаются в каждом новом поколении, так и этот гигант в течение многих веков держится на глиняных ногах. Столь мощное открытие неизбежно сочетается с психологией всемогущества, втайне отвергающей собственную искусственность и подтачиваемой ощущением собственной неустойчивости. К мифическим аспектам этого уязвимого всемогущества мы далее вернемся.

«Свидетельства показывают, что мы должны считать отцовство чем-то весьма отличным от материнства. Мужчины должны научиться желать заботиться о других, и это поведение, будучи приобретенным, не имеет прочных оснований и легко исчезает, если социальные условия перестают его поддерживать. Обратное справедливо и в отношении женщин: если их не учить отвергать материнский инстинкт, они остаются матерями» 64.

В этом смысле создание отца – это не только героическое деяние и проявление всемогущества, но и сизифов труд.

Дополнительное доказательство столь сложного положения будет относительно простым. Если сила отцовской роли – это решающий элемент для развития цивилизации, более сильные общества и социальные группы будут иметь сильного отца, и наоборот. Достаточно вспомнить об американском обществе: о сильных патриархальных наклонностях протестантов и евреев, образующих костяк этого общества, и о неизменно маргинальном положении в нем афроамериканского пролетариата, состоящего в основном из семей, управляемых матерями и бабушками. В точном соответствии со словами Маргарет Мид, во времена рабства отец канул в забвение, потому что за ним более не признавались права и ему не вменялись обязанности, в то время как институт материнства оставался незатронутым. Мать нельзя было продавать отдельно от ребенка. Отца – можно. Так цветные семьи были лишены своего стержня, последствия чего продолжают сказываться веками.

Поскольку нас интересует соотношение между мифами и реальностью, необходимо попутно отметить, что массовая культура распространяет ложный миф, согласно которому за последние сто лет мы наблюдаем всеобщее падение фигуры отца.

Это правда, что традиционная семья и ее патриархальная иерархия в последние десятилетия подверглись нападкам со стороны массмедиа и отдельных групп – в особенности молодежи, – которые отвергают ее закрытость и вертикальную структуру.

С одной стороны, однако, правда и то, что современная эпоха началась не с телевидения, а – в зависимости от точки зрения – с эпохи Возрождения или с открытия Америки. В любом случае в тех же географических и временных рамках начала утверждаться патриархальная буржуазная семья, типичная для современного Запада, которая по различным причинам продолжала укрепляться вплоть до самых недавних времен. С другой стороны, разрушение картины мира, ориентированной на отцовскую фигуру (не путать с авторитетом отдельного отца в семье), началось уже с распространения христианства, которое, в отличие от абсолютного Отца иудаизма и от абсолютного авторитета римского paterfamilias , впервые отдает авторитетный голос Сыну. Таким образом, положение вещей много сложнее того, что нам навязывают средства массовой информации.