Брене Браун - Стать сильнее. Осмыслить реальность. Преодолеть себя. Всё изменить

Для Клодии измучившие всю семью зависимость и депрессия сестры означают потерю родителей: ощущение, что ее отношения с ними стали менее значимыми и омрачены их обеспокоенностью за Эми. Праздники и семейные посиделки хороши, когда с Эми все хорошо, но, когда с сестрой плохо, основное настроение в семье – печаль и злость. Легко понять, почему родители сосредоточились на проблемном ребенке, особенно когда у других детей, кажется, все хорошо, но ощущения потери и горя постоянно всплывают в рассказах людей в аналогичных ситуациях.

Тоска. С потерей связана тоска. Тоска – это неосознанное желание; непроизвольное стремление к целостности, пониманию, смыслу, возможности вернуть или даже просто прикоснуться к тому, что мы потеряли. Тоска – неотъемлемая и важная часть горя, но многие из нас чувствуют, что мы должны держать свою тоску при себе из страха, что нас неправильно поймут или решат, что нам не хватает силы духа и стойкости.

Это понимание помогло мне осознать то чувство, которое я испытала множество раз, но никогда не признавалась в нем даже Стиву. Если ехать в Сан-Антонио из Хьюстона по трассе I-10, то можно добраться до поворота к дому моей бабушки. Иногда при виде этого поворота я чувствую, как меня тянет свернуть с шоссе и заехать туда, чтобы просто посидеть на заднем дворе и выпить с нею чая со льдом. Я хочу прикоснуться к ее лицу и почувствовать запах ее дома. Желание настолько сильное, что ощущается физически, и я могу даже уловить запах цветов в ее дворе и вкус чая. Это нерационально. Ее нет. Но все равно от этого желания у меня перехватывает дыхание.

Однажды мой друг сказал, что горе – это как серфинг. Иногда вы довольно устойчивы и можете «поймать волну», а иногда «волна вас накрывает», и вы уверены, что тонете. Эти моменты тоски способны производить тот же эффект, что и неожиданное горе: они приходят из ниоткуда и их способно вызвать то, чему вы никогда не придавали значения.

Чувство утраты. Горе требует от нас необходимости изменить свои представления в зависимости от нового состояния своего физического, эмоционального и социального естества. Многие при этом представляют себе трудный и болезненный процесс адаптации к таким ощутимым изменениям, как смерть или развод. Но опять же это очень ограниченный взгляд на горе. В ряде случаев в рассказе Клодии она описывала чувство ступора: она не знала, что делать, что сказать или как себя вести. В разгар болезненных для нее переживаний она сидела в тишине с родителями и смотрела телевизор.

Еще один хороший пример мне рассказала супружеская пара, поделившаяся опытом страданий, которые они испытали, когда их старший сын уехал учиться в колледж. «Все было кончено, – сказал мне отец семейства. – Все перестало ощущаться нормально. Я не знал, куда припарковать автомобиль. Свой автомобиль сын забрал с собой, место было свободно, но я потерялся. Стол, накрытый для ужина, казался странным; было больно даже просто пройти по коридору мимо его комнаты. Мы были полностью потеряны и в то же время счастливы за него и гордились его достижениями. Мы не знали, улыбаться нам или плакать. Мы делали и то и другое».

Чем труднее сформулировать переживания потери, тоски и чувства утраты для людей вокруг нас, тем более разобщенными и одинокими мы себя чувствуем. Среди стратегий того, как справиться с этим, отмечается ведение записей о переживании горя и скорби: для участников моих исследований записи оказались наиболее полезными, чтобы прояснить собственные чувства самим себе и потом сформулировать их для окружающих. Некоторые участники делали это с помощью психологов, другие – самостоятельно. В любом случае участники говорили о необходимости писать свободно, без объяснения или оправдания своих чувств. Именно эти интервью заставили меня более пристально взглянуть на идею написания ОПН в рамках процесса подъема.

Я профессионально разбиралась с концепцией прощения десять лет. Эта тема полностью отсутствовала в моих предыдущих работах и книгах. Почему? Потому что я не могла добраться до сути: во всех моих данных я не могла увидеть осмысленную модель.

Я подобралась к этой теме очень близко перед написанием «Даров несовершенства», но, когда книга уже готовилась к печати, я провела три интервью, и то, что я узнала, полностью вышло за рамки моей модели. В принципе это было нормально: большинство научно-исследовательских методологий допускают исключения. Если есть одно или два небольших исключения, то это нормально до тех пор, пока большинство данных находятся в рамках модели. Однако в обоснованной теории не может быть никаких исключений. Каждая история имеет значение, и для того, чтобы гипотеза была действительной, все категории и свойства должны соответствовать собранному материалу, быть актуальными и находить отражение в данных. Если что-то не работает, значит, суть еще не найдена. Кажется, что все невероятно сложно, но этот принцип еще ни разу меня не подвел.