Алексей Шибаев - Психоанализ. Среди Миров, Пространств, Времён…

Мы с Гердой очутились в первом Эдиповом тупике.Ища выход – пациентка трансвестировалась в Нарциссическую Вселенную.

В сериях снов пациентка опаздывала на поезда, корабли и самолёты из-за того, что никак не могла найти свои деньги, документы (свои паспорта и билеты), свою одежду и оставить отца одного.

Как мы с пациенткой установили – символически сновидения указывали на чувства глубокой ущербности и безнадёжности. Герда перестала понимать меня, себя и окружающих. Отец воспринимался ею бесполым существом, которое должно о ней заботиться, но которое совсем не способно опознать её страданий. Пациентка будто снова вступила в бесполый мир… или провалилась в прорубь. Она описывала мне свои переживания как бы с мольбой дать им названия. Пациентка будто потеряла все чувства, смыслы и слова. Я, отец и любовник ощущались в роли бессловесных теней, в лучшем варианте – близнецов. Г словно вопрошала, существует ли она на самом деле, кто она, какова у неё связь со мной и другими. Пропасть между мной и собой она видела глубокой и труднопреодолимой. Однако, когда я дал названия некоторым её чувствам, она довольно быстро, за несколько месяцев, восстановила между нами и между ней и другими объектами и субъектами мостки-связи. Первый мостик проходил через параноидно-шизоидное пространство: короткое время Гчувствовала злонамеренность и преследование с моей стороны, со стороны любовника, секретарши директора на работе, самого директора, главного бухгалтера-женщины, подруг. Я был в её воображении хитреньким евреем, принуждающим её к хождению на анализ угрозой раскрыть её тайны знакомым ей и незнакомым людям. Я был хитреньким евреем, выманивающим её деньги, обманывая ложными обещаниями. Любовник виделся опасным преступником, способным нанять бандитов, дабы отобрать купленную ей квартиру. Секретарша с директором, женщина главный бухгалтер тоже строили козни, с целью лишить её работы, средств к существованию… и т. д. Хочется подчеркнуть – речь идёт не о галлюцинациях и бреде, а о фантазиях и тревогах пациентки. Она продолжала достаточно хорошо психически функционировать вовне и внутри аналитической ситуации.

Было, всё же, нечто новое в этом, поверхностно выглядевшем регрессией, уходе в нарциссическое измерение. А именно: уход не был регрессией. В чувствах ущербности и безнадёжности не было отчаянья. Наоборот – пациентка и я чувствовали, что данная «телепортация» необходима, чтобы затем продолжить путешествие среди триангулярных просторов. Собственно, вышеуказанная ситуация воспринималось нами как уход в самое глубокое бомбоубежище, убежище, где нужно выполнить очередной этап ремонта или очередную трансформацию^ произвести дозаправку = аффективную переработку… то есть, укрыться от опасных пока чувств и смыслов. Находясь в нарциссическом измерении, Герда уже была способна опереться на наш прошлый опыт пребывания там, на новые зеркальные конструкции запросов-ответов, на изменённый аффективный фон. Благодаря предшествующим трансформациям Нарциссической Вселенной Гобрела возможность там перемещаться: совершать интроспекцию. Она могла смотреть на себя со стороны. Порой пациентка подтрунивала и шутила сама над собой. Здесь шутки носили оттенок «журить», без прежнего мазохистского штампа. Шаг в сторону от Самости внутри нарциссической перспективы теоретически можно обосновать либо проекцией частей Самости в восстанавливающиеся объекты, либо зеркальным дублированием (расщеплением) Самости с интроекцией частей объектов в одну из частей расщеплённой Самости (восстановление Самости и объектов), – либо аналитической редупликацией Самости (в результате проективно-интроективных процессов с аналитическим третьим), предполагающей образование нового пространственно-временного континуума нарциссического убежища.

Подобные перемещения пациентка предпринимала в анализе всякий раз, когда в Депрессивной Галактике,внутри развивающихся триангулярных пространств, встречалась с объектами и ситуациями, которые были репрессированы и запрещены значимыми объектами её детства.

Далее я не буду подробно останавливаться на вышеописанных «уходах» Герды.

Вернувшись из убежища, где она подтвердила собственное существование и значимость своего существования, Герда задалась вопросом – кто она такая, и кем она является для людей. Она вспомнила своих армянских тётушек, мать-армянку. Она вспомнила: с очень раннего возраста, лет с трёх, разделяла семью на русских и армян; русскими были отец и она, а армянами – мать и брат. Пациентка не признавала в себе ничего армянского. Армянские корни у неё были связаны с умением хорошо готовить, принимать гостей и с образом женщины в затёртом халате и домашних тапочках. Г практически ничего не умела готовить, не умела принимать гостей и не хотела быть женщиной, домашней хозяйкой в замусоленном халате. Среди тётушек она слыла неумехой, как бы неполноценной особью женского рода, как бы не женщиной. Это подталкивало Герду в сторону негативного Эдипова комплекса. Однако идентификация с эмоционально мёртвым отцом и с агрессивным братом означала для Герды разрушение Эго (безумие, чего она веет-да опасалась) и Самости (т. е. центра мироздания, т. е. означала смерть).