Брене Браун - Вопреки. Как оставаться собой, когда всё против тебя

Конечно, когда ты видишь только проблемы своей семьи, тебе кажется, что у всех других все не так плохо. Мне неоткуда было узнать, что многие семьи неидеальны, а родители – просто люди, которые пытаются справиться с жизненными трудностями, не наломав слишком много дров. Я не могла правильно оценить ситуацию, а родители не объяснили, что семейные неурядицы – вполне обыденная история. В то время я в полной уверенности считала себя единственным человек в городе, а может, и во всем мире, попавшем в такую передрягу (и это несмотря на то, что наша школа была одной из первых по количеству самоубийств среди учеников, о ней даже говорили в новостях). Только много лет спустя, когда мир изменился и люди начали говорить на сложные темы, я осознала, как часто внешне идеальные родители расставались, разводились, попадали в больницы или вообще умирали.

Возможно, тишина – самое страшное испытание для ребенка. Если в это время никто не поделится опытом переживания чего-то похожего, его верными спутниками становятся лишь придумывание одиноких историй и ощущение никчемности. Так получилось у меня. Вместо того чтобы синхронно танцевать в перерыве футбольного матча, я прятала травку в кресле и дружила с хулиганами, пытаясь стать частью хоть какой-нибудь тусовки. Я больше никогда не пробовала проходить отбор. Вместо этого я упорно старалась вписаться, как бы трудно мне это ни давалось. Мне было необходимо перестать чувствовать себя чужой и уметь становиться своей где угодно.

Когда родители ругались, брат и сестры приходили ко мне в комнату, и мы вместе ждали окончания ссоры. Как старшая сестра, в попытке защитить себя и младших, я решила использовать новоприобретенные навыки «своего человека». Если я научусь понимать, что послужило причиной очередного скандала, я смогу совершить чудо: починить родительский брак и спасти нашу семью. Когда мне удавалось погасить ссору, пользуясь своими наблюдениями и выводами, я чувствовала себя супергероем. Если ничего не выходило – винила себя в невнимательности и принималась изучать факты еще более тщательно. Именно тогда я стала увлеченно собирать и анализировать данные, прячась от уязвимости в этом кропотливом занятии. Я словно решила не жить, а наблюдать за жизнью глазами равнодушного исследователя.

Моя карьера строилась на навыках, которыми в детстве я отгородилась от боли. Наверное, если бы меня взяли в чирлидеры и родители жили мирно, все бы сложилось иначе. Но все пошло так, как пошло. Я настолько привыкла наблюдать, записывать, сверять и анализировать, что с готовностью занялась исследованиями профессионально. Я была уверена, что наблюдение за паттернами поведения приведут меня к глубокому осмыслению человеческих чувств и отношений и к пониманию того, как следует поступать мне, чтобы вписаться в очередную группу. Я увлеченно вычисляла, чего хотят другие, о чем они думают, почему они что-то делают – и ликовала, когда мои выводы работали. Я стала экспертом в подстройке под других, настоящим хамелеоном… и утратила контакт с собой.

Благодаря исследовательским навыкам я познакомилась с кучей замечательных людей – можно сказать, что в процессе глубинных интервью я узнала их лучше, чем они знали себя. Но сфокусировавшись на окружающих, я совершенно потеряла себя. К двадцати одному году я поступила в колледж, ушла из него, пережила развод родителей, полгода автостопила по Европе и вовлекалась во все опасные и дурацкие затеи, кроме, разве что, тяжелых наркотиков. Я стала уставать. Энн Ламотт в своей заметке [4] Пост Энн Ламотт (англ. Anne Lamott ) на Фейсбуке от 7 июля 2015 года начинается со слов: « On July 7, 1986, 29 years ago, I woke up sick, shamed, hungover, and in deep animal confusion ». упоминает фразу, брошенную одним из ее друзей-трезвенников. Эти слова точно описывают и мою попытку побега: « В конце концов, я деградировала быстрее, чем снижались мои притязания ».

В 1987 году я познакомилась со Стивом. Неизвестно почему, но рядом с ним я могла чувствовать себя собой – я помнила это ощущение из детства, когда дружила с Элеонор. Стив меня разглядел. И хотя в то время я все еще занималась саморазрушением, он увидел и принял настоящую, живую меня. У него тоже была семейная травма, наша боль оказалась похожей – впервые каждый из нас нашел того, с кем можно было об этом поговорить. Мы раскрывались друг другу, висели на телефоне по десять часов. Вспоминали родительские ссоры, говорили об одиночестве, с которым сражались, делились горечью от непринадлежности к «своей стае».