Array Сборник статей - Международный психоаналитический ежегодник. Шестой выпуск. Избранные статьи из «Международного журнала психоанализа» (сборник)

Статья Лилы Хойжман ярко демонстрирует степень нарушенности, вызванной атакой на внутреннюю родительскую пару, которая постоянно происходит через увековечение торжествующих позиций «идеальной атипичной семьи – без отца, который наносит побои». Это не какая-то поверхностная исполняющая желание защита. Этот конкретный треугольник с его встроенным отрицанием существования: Нет Никакого Отца! – оказывает коварное деструктивное воздействие на концепцию мира пациентки. Хойжман предлагает подробный клинический материал, который помогает нам проводить различие между тем, что представляет собой бессознательную фантазию (некоторые версии ее могут быть известны, а некоторые навсегда останутся бессознательными, это мощная сила, которая присутствует, но которую мы можем увидеть только мельком), и паутиной сознательных и полусознательных фантазий – порожденных ими, конечно, но в основе своей защитных, направленных против контакта с более мучительной внутренней реальностью.

В этом случае то, что распутывается в данном анализе, суть перверсно-полиморфные версии защитного мастурбационного фантазирования; они делаются еще более мощными за счет ощущения матери, которая (во внутреннем мире пациентки, но также явно и во внешней реальности) тоже является маленькой девочкой в плену перверсной фантазии по типу семейного романа, куда она постоянно похищает пациентку. Выбор Аликс «завести ребенка à deux » с гетеросексуальным партнером означает также бегство из романа / разделенного психоза – folie-à-deu – со своей матерью; но одновременно это, как указывает аналитик, означает также бросить мать. Альянс с ее находящейся в здравом уме, способной к инсайту матерью-аналитиком (а в переносе также с видящим отцом) вызывает ужасное чувство вины в отношении ее безумной перверсной матери – маленькой девочки. (После выкидыша в первой беременности мать поселяется вместе с Аликс и ее партнером, как будто пытаясь забрать ее обратно; с помощью анализа Аликс беременеет снова, успешно.) Хойжман отмечает:

Зависимость в этот период стала более опасной, и она бунтовала против такой аналитика-матери, которая собирается помешать ей стать матерью…Понимание [этих] движений в переносе (компульсивных попыток повторить «идеальную атипичную семью») позволило ей усомниться в родительской модели и подготовило путь для новых идентификаций. Когда ее чувство вины стало слабее, она была рада желать ребенка с кем-то вдвоем ( à-deux ).

Вернувшись назад в свой анализ после четырехмесячного перерыва, когда она родила маленькую девочку (и поэтому была в ужасе, как бы не повторить в переносе сложностей с матерью, а также в ужасе от опасности не повторить их), Аликс решает прекратить анализ; затем она видит сон об ужасной опасности, в которой находится ее ребенок-Я, и передумывает.

Я хотела бы использовать сновидение для организации моих мыслей о клиническом материале. Это сновидение явилось месяца за два до сессий, представленных в статье.

I. Я была с Элиотом где-то… Мы были недалеко от железнодорожной станции, нам надо было попасть на поезд. Мы ждали подругу, с которой я должна была ехать в Париж. Элиот играл возле входа на станцию… рядом был дом с покатой крышей, которая доходила до земли… мы баловались, съезжая с этой крыши.

В своих ассоциациях она говорит: «Элиот также мог быть мною, маленькой девочкой во мне… и страх потерять ее вот так…». В этой части сновидения мать и ребенок девочка/мальчик (Elle-iot) играют одни, ожидая третьего человека, который не приходит. Они занимают вовсе не случайное место: у входа на железнодорожную станцию «на покатой крыше, которая доходила до земли». Они «балуются, съезжая с крыши». Это, как мне кажется, обозначает мастурбационное возбуждение, которое исключает третьего: они на крыше, между внутренним и внешним (возможно, это также обозначает кожу), и при этом у входа (в тело ее матери и в ее собственное), но так и не заглядывают внутрь. Этот ребенок, который возбужденно играет со своей матерью, не имеет доступа внутрь станции; в ее воображении у нее нет доступа в «другую комнату» (Britton, 1998), во внутренний мир, где происходит соитие родителей.

Начиная пятничную сессию, Аликс говорит своему аналитику: поскольку у нее не было книжки почитать по пути на сессию (в промежуточном месте, где она «читает» снова и снова одни те же истории), она начала думать. Это я понимаю так: по мере того как она отказывается от части своих компульсивных защитных фантазий, она может начать думать иначе (нет книжки = мысль). Голова Аликс полна отсутствующими отцами ее учеников; она опять думает, не прекратить ли свой анализ. После того как аналитик отмечает ее гнев, она говорит: «В один прекрасный день я, вероятно, узнаю из средств массовой информации, что мой отец умер». (Мощная хватка фантазии-отца начинает слабеть.) Интересно, что затем она думает о вопросах, которые не может задать своей матери, а также о вопросе, который не может задать аналитику: говорила ли аналитик в начале анализа с врачом, который ее направил? (Что здесь может означать: есть ли в голове у аналитика отец, первичная сцена?) Она вспоминает (ничем не разрешившуюся) свою встречу с отцом, не уверенная (что весьма поразительно), рассказала ли она о ней матери.