Array Сборник статей - Международный психоаналитический ежегодник. Шестой выпуск. Избранные статьи из «Международного журнала психоанализа» (сборник)

Анализ Аликс начинается с того, что переживается как ужасный конфликт: «Следует ли мне завести ребенка со своим партнером ( à deux ) или расстаться с ним?» Аналитик вскоре начинает понимать этот вопрос так: «Следует ли мне покинуть свою мать и разделяемый нами взгляд на мир, в котором мать и дочь вместе образуют идеальную пару, что исключает отца, и образовать пару с мужчиной, чтобы мы вместе могли завести ребенка?» Постепенно становится ясно, что пациентка не пытается «просто» сделать еще один шаг в направлении полной гетеросексуальности. Затруднительное положение Аликс весьма своеобразно. Оно связано с ее трудной историей, с тяжелым патологическим отрицанием ее матерью потери отца и с бредовыми иллюзиями, порождающими ее бессознательный взгляд на себя и на свои отношения с объектами, взгляд, за который она с такой силой держится, ее защитный взгляд на мир. Этот взгляд на мир делает невозможным оплакать ее первичные потери и проработать, хотя бы в какой-то мере, ее эдипальные конфликты; множащиеся полиморфно перверсные версии первичной сцены и атак на ее внутреннюю реальность родительского соития создают колоссальную путаницу относительно фактов жизни. В своей бессознательной фантазии Аликс, похоже, верит, что завести ребенка à deux – это только один вариант выбора: отказ признавать факты позволяет сделать другой выбор, когда ребенок может быть сексуальным партнером матери. «Позиция, которая соответствовала желанию, и позиция, которая соответствовала реальности, существовали бок о бок», как Фрейд (Freud, 1927, р. 156) показал нам в своей статье о фетишизме. Аликс не психотик; она приходит на анализ потому, что знает, насколько запуталась и какую сильную угрозу дезинтеграции и вины она почувствует, если дезидентифицируется от версии мира своей внутренней матери, а также насколько обедненной и ослабленной она останется, если этого не сделает. Но ей необходимо начать оплакивать своего собственного отца – чтобы позволить существование отца для ее ребенка. В конечном итоге то, что нужно оплакать, – это утрата того, что в какой-то части ее головы ощущается как «всё»: мира, каким он был до этого момента, и той части себя, которая верила, что альтернативный взгляд на реальность возможен. В мире «или/и», в мире отказа признать факты постоянная дереализация должна серьезно ущемлять способность Я проводить различия между тем, что возможно, и тем, что невозможно, что существует как психическая истина, а что является выдумкой. Этот фундаментальный (психический столько же, сколько и внешний) факт жизни, что ребенка можно завести « только » вдвоем, à deux (только некая мать и некий отец вместе могут создать ребенка), – если позволить этому факту на мгновение существовать в психике в качестве единственной истины, – переживается как апокалипсический. («Дамбы рушатся!» – восклицает Аликс, когда приходит в первый раз.) Это нарушает равновесие, обеспечиваемое постоянным «исцелением» при помощи компульсивного фантазирования. С другой стороны, непризнание этого факта убивает реальность, атакует мышление (Bion, 1959). (Интересно, что один из пациентов-фетишистов Фрейда выработал обсессивный невроз. Аликс приходит на свой анализ в кризисе экзистенциальных сомнений: «в колебания ее ввергает страх перед экзистенциальной проблемой, что будет раскрыта история ее рождения». Мне интересно, не может ли эта презентация расщепления как некоего компульсивного сомнения быть на самом деле первым шагом к тому, чтобы исцелить от отрицания более патологическое расщепление эго.)

Существование третьего в Эдиповом треугольнике предоставляет пространство для психического развития (Britton, 1998). Это «и/или» непризнания своим, при котором психическая реальность и психическая нереальность сохраняются бок о бок как альтернативы (то, от чего психика отшатывается – Steiner, 1993), служит постоянным препятствием для проработки первичных бессознательных конфликтов, не позволяя эго развить силу, которая может быть достигнута только через процесс сепарации и оплакивания и через отказ от всемогущества. Первичная сцена всегда происходит в настоящем времени бессознательной психики – «Even now, now, very now» («Прямо сейчас, сейчас, сию секунду») [24], говоря словами Яго (Sodré, 2008). Во многих своих версиях она беспокоит, возбуждает и совершенно невыносима. Но без развития способности выносить эту невыносимую вещь и давать внутренним объектам некоторую степень свободы от Я, делая возможным в психической реальности примат родительского соития – родители исключают из него ребенка, но ведь именно соитию ребенок обязан своим существованием, – психосексуальная зрелость никак не может быть достигнута. Лила Хойжман предоставила нам увлекательный отчет о трансформирующем путешествии ее пациентки к достижению этой зрелости.