Array Сборник статей - Международный психоаналитический ежегодник. Шестой выпуск. Избранные статьи из «Международного журнала психоанализа» (сборник)

Впрочем, хотелось бы добавить: как и все психоаналитики, я признаю, что рациональное мышление, так же как «буквальная» или «историческая» реальность, не может полно описывать клинический процесс. Необходимо использование или выведение чего-то иррационального, чего-то находящегося вне осознания. В итоге все мы сходимся на необходимости выведения какого-либо представления о бессознательных процессах, но нам необязательно сходиться на том, чт одолжно выводиться или как именно делается этот вывод. Вскоре я представлю свои выводы.

Поскольку обсуждаемые идеи имеют статус выведенных путем умозаключения, мы не можем эмпирически ответить на вопросы о разнице, существующей между разнообразными представлениями, к которым мы пришли путем умозаключений. Разумеется, мы можем настаивать на клиническом превосходстве одного умозаключения или одного вида бессознательного содержания над другими, и, как я уже признал, мы действительно дискутируем в этом ключе. Эти разногласия вращаются вокруг влияний, которые оказывают наши теории на наших пациентов [20]. Разница между школами психоаналитической мысли отражают разные убеждения о том, что является самым важным в лечении и в жизни. Таким образом, наши теории техники и терапевтического действия суть выражение наших ценностей.

Я руководствуюсь герменевтическим подходом, согласно которому – независимо от того, насколько вневременными выглядят для нас наши теории или насколько неотъемлемо они, казалось бы, внедрены в наше сознание, – все идеи создаются и используются, чтобы соответствовать своему времени и месту (см., например: Gadamer, 2004). Они не являются вечными истинами. Но в случае с теориями бессознательного из-за невидимости объекта изучения у нас появляется дополнительная причина сомневаться в полезности эмпирического подтверждения. Есть ирония в нашем положении, и она заключается в необходимости признать, что наши представления о бессознательных процессах – это не просто наши идеи, но идеи, рожденные сознанием. Та самая сторона психики, в принятии которой у нас нет выбора, имеет мало общего с обсуждаемым явлением. Как сказал Лоуренс Кан (Laurence Kahn, 2013) в своем недавнем смелом очерке на ту же тему, «поверхность каждый раз создает глубины» (p. 125).

Итак, хотя все мы можем поддерживать и защищать предпочитаемые нами теории бессознательного, основываясь на их полезности и клинической ценности, в силу всего вышесказанного было бы неправомерно заключать, что одна из этих теорий истинна, а остальные ложны.

Наиболее полно по поводу отличий во взглядах на фантазию (как с буквы «f», так и с букв «ph») фрейдистов и интерперсоналистов высказался Эдгар Левенсон (Edgar Levenson). В 1988 году он написал в отношении интрапсихических теорий:

…Как только они инкорпорированы в интрапсихический мир пациента, реальные события становятся навсегда сохраняющимися отпечатками в виде анахронизмов, продолжающихся во взрослой жизни пациента в качестве части мотивационной фантазийной жизни. Напротив, c интерперсональной точки зрения запечатление невроза происходит из-за того, что пациент продолжает такие отношения, которые переживал, будучи ребенком, а межличностная матрица представляет собой систему запечатления и уравновешивания самости. Для того чтобы быть эффективной, она нуждается не в топливе фантазий, а в повторяющихся взаимодействиях. (1988, p. 219)

На взгляд Левенсона, пациент выбирает людей, «вступающих в сговор с его или ее системой, или тех, кого можно склонить к сговору», поэтому навязчивое повторение не мотивируется фантазией, а «является адаптивным способом быть в мире или манипулировать межличностным контекстом для уменьшения тревоги в себе и в значимом другом» (p. 219).

Другими словами, аналитик, занимающийся интерперсональным психоанализом или психоанализом отношений, склонен рассматривать фантазию (здесь я имею в виду сознательно воспринимаемое воображаемое содержание) не как мотивацию для межличностной жизни, а как ее отражение . Фантазия (с «f») формируется как под влиянием неизвестного (из-за последствий тревоги), так и из стремления ее постичь. В понимании Левенсона (Levenson, 1981), фантазия «отражает стремление уцепиться за плохо понимаемую реальность». Это не «автономный процесс фантазирования, возникающий и мотивированный изнутри» (p. 97), а неэффективная попытка понимания, своего рода «семиотическая недостаточность» (Levenson, 1983). Она сформирована и тем, что не должно быть понято (из-за тревоги, что знание может иметь болезненно-провоцирующее действие), и попыткой понять. Для Левенсона «психоаналитиков можно грубо разделить на две категории: тех, кто считает сущностью демистификацию фантазии , и тех, для кого суть состоит в демистификации опыта » (Levenson, 1982, p. 127). В другом месте Левенсон выражает это так: «…отчетливой линией раскола между интерперсоналистами и фрейдистами… остается поиск правды за видимым против поиска правды, неотделимой от видимого» (1985, p. 154; курсив по оригиналу).