Array Сборник статей - Международный психоаналитический ежегодник. Шестой выпуск. Избранные статьи из «Международного журнала психоанализа» (сборник)

Эта эмпатия отчасти (поскольку участвуют другие факторы) объясняет, почему страдания тела ребенка позволяют ему (ей) выполнять психическую работу, трансформирующую происшествие или испытание (а все это – часть всеобщего опыта) в необычайное событие, которое займет место в столь же необычайной истории, выстраиваемой им (ею) для своего тела и своей психики. Правда, для того чтобы это сделать, одних страданий недостаточно: к страданию должна быть добавлена реакция, которую на него дали другие, даже если это реакция молчания – в данном случае нагруженного смыслом, – и прежде всего то, чт омать могла сказать, оглядываясь на пережитые страдания. То, как мать опишет испытание, которое пришлось пережить телу, или то, как она исключит его из того, чт оона говорит ребенку о его прошлом, окажет решающее воздействие на отношения, складывающиеся у субъекта с этим «недомоганием» ( mal ), которое его тело, возможно, будет испытывать до конца своего существования. Первый опыт страдания, которое давно уже исчезло, будет заменен этим дискурсом, позволяющим субъекту сохранять воспоминания о нем: этот дискурс отдается у него в ушах каждый раз, когда новые переживания соматического страдания вновь появляются в его теле в конфликте отношений, которыми будет отмечена его психическая жизнь.

Это «помещение в историю» ( mise en histoire ) соматической жизни требует присутствия некоего биографа – единственного, кто может связать такое происшествие с событием, которое он считает ответственным за свою собственную психическую судьбу. Чтобы сделать это, он все еще должен быть способен занимать место того, через кого и с кем « случаются события» , а не место самого события. Не может быть ни биографа, ни биографии, пока психическое пространство и соматическое пространство не будут, после исходного состояния не-диссоциации, приведены в такие отношения друг с другом, когда и психика, и тело занимают один из двух полюсов. Этот процесс отмечает переход от сенсорного тела к телу отношений, которое позволяет психике приписывать функцию посланника своим соматическим проявлениям и в равной мере читать ответы на телесные послания, обращенные к нему. Эволюция этих отношений не только разнится от одного субъекта к другому, но и должна оставаться доступной для модификации у каждого субъекта – в зависимости от переживаний, с которыми он или она сталкивается, – через свою психическую и соматическую жизнь. Я дам здесь только набросок этих «перипетий отношений», связывающих эволюцию тела с эволюцией психики, а затем сосредоточусь скорее на том, что организуется по случаю первой встречи между психикой и этим телом, на которое действия мира оказывают давление с самого начала. Траектория моего пути будет более ясной, если я сформулирую три гипотезы, на которых она основана.

1. Акт, который служит началом психической жизни, постулирует состояние одинаковости между тем, чт опроисходит в одной из сенсорных зон, и тем, как это нечто проявляет себя в психическом пространстве.

2. Я не может обитать в теле или катектировать его, если у него отнята история его прожитого опыта. Первая версия, которая сконструирована и находится в ожидании в психике матери, приветствует это тело, чтобы объединить себя с ним. Образ тела ребенка, которого мать ожидала, всегда образует часть этого «предвосхищаемого Я», к которому обращен материнский дискурс. Если предвосхищаемое Я уже является историзированным Я, что´ включает ребенка с самого начала в систему родства и тем самым – во временной и символический порядок, то телесный образ этого Я, как его сконструировала «носительница слов» ( porte-parole ), сохраняет след ее желания (материнского желания). Если матери не позволяется грезить наяву, что этот будущий ребенок окажется повторением ее отца или ее матери, что он будет и мужчиной, и женщиной, что он будет защищен от смерти вовеки, то у нее есть право (и для ребенка это необходимо) мечтать о красоте, о будущем сходстве, о силе этого будущего тела. Я говорю, конечно, о мечтах. Но когда идут на (необходимый) риск создать и заранее инвестировать некий образ в отсутствие реального носителя, то есть также риск обнаружить несоответствие, разрыв между образом и носителем. Это неизбежное пари, которое матери обычно удается выиграть. Но случается и так, что образ не удается согласовать с телом: оно слишком отличается от образа, слишком чуждо для материнского взора. Мать всегда встречает тело младенца ( infans ) как некий риск [70]; она может также встречать его как сопротивление или как обман, источник немедленного, а иногда и непреодолимого конфликта. Мы увидим в конце этого текста, как такой конфликт может вызвать очень конкретную ситуацию оплакивания.