Франк Лачманн - Клиническое взаимодействие - Теоретические и практические аспекты концепции мотивационных систем

Гринсон (Greenson, 1967) попытался связать между собой многие из этих тенденций в важной работе по технике, иллюстрированной богатым клиническим материалом. Гринсон, приведя пример эмпатического способа восприятия, продемонстрировал, как аналитик, встав на позицию пациента, может использовать свою эмпатическую способность для понимания его внутренних переживаний, мотивов и ассоциаций (см. Lichtenberg, 1981). На фоне других работ того времени книга Гринсона выделяется самым богатым представлением клинического материала. В большинстве других сочинений, относящихся к этому периоду, техника описывается с помощью фрагментов клинических случаев: в некоторых из них – чтобы схематически изобразить интерпретацию конфликта в рамках классического направления (Arlow, Brenner, 1964; Brenner, 1976), а в других – чтобы обсудить специфические аспекты взаимодействия между людьми (Poland, 1984). Еще одним направлением работ аналитиков в этот период являлась разработка технических модификаций, которые должны были облегчить терапию пациентов с серьезной патологией характера, такой, как пограничные нарушения личности (Kernberg, 1975, 1976) и доэдиповы расстройства (Mahler, 1968; Mahler, Pine, Bergman, 1975).

Новая эпоха в развитии технических принципов, на которых основываются положения, разрабатываемые нами, точнее сказать, работа, с помощью которой мы возводим основную часть нашего теоретического фундамента, началась с призыва Кохута (Kohut, 1971) к переосмыслению всего подхода к грандиозности, крушению иллюзий и отчуждению, персонифицированных в нарциссических нарушениях личности. В наших предыдущих публикациях (Lichtenberg, 1989; Lichtenberg, Lachmann, Fosshage, 1992) мы выразили свою признательность Кохуту и другим теоретикам психологии самости, а также исследователям детского развития, работающим в русле теории, в которой самость рассматривается как центр жизненного опыта и мотивации человека (Stern, 1985; Lachmann, Beebe, 1989, 1992). Мы также включаем в нашу теорию и клиническую практику теорию интерсубъективности (Atwood, Stolorow, 1984; Stolorow, Atwood, 1992). Если говорить о других работах по технике, мы признаем немалое сходство нашей позиции с теорией социального конструктивизма (Hoffman, 1983; Gill, 1982, 1991), а также с подходами Вейса и Сэмпсона (Weiss, Sampson, 1986), Джекобса (Jacobs, 1991), Дорпата и Миллера (Dorpat, Miller, 1992). Гораздо больше, как нам кажется, наши воззрения отличаются от теорий, где акцент делается на конфликтах (Brenner, 1976), интерпретации защит (Gray, 1973), агрессивном влечении и проективной идентификации (Ogden, 1982). И в подходах, которые мы считаем сходными, и в подходах, которые мы считаем противоположными, мы обнаруживаем тенденцию к признанию важнейшей роли эмоций и актуального взаимодействия аналитика и пациента. Хотя мы разрабатывали свои методические принципы самостоятельно, мы считаем, что частично они совпадают с моделями и стратегиями, описанными Петерфройндом (Peterfreund, 1983).

Формой представления разработанных нами принципов является описание отдельного случая. Таким образом, данная книга относится к небольшой группе книг, посвященных анализу «случаев». В 1978 году пионеры психологии самости ответили на просьбу привести клинические иллюстрации применения теории Кохута. В появившейся в результате этого книге (Goldberg, 1978) во всех шести разбираемых случаях акцент при интерпретации делается на периодической недоступности объекта самости, то есть объекта, который является тем, чем становится аналитик при самостно-объектном переносе… Всякий раз, когда функция аналитика как объекта самости воспринимается как недоступная, возникают дисбаланс и незначительная травматическая гиперстимуляция. Однако правильная интерпретация нивелирует такие травматические эпизоды [p. 9].

Поэтому в центре внимания нашей книги оказалась интерпретация субъективной недоступности объекта самости вследствие его физического отсутствия или недостаточной эмпатии, которая нужна пациенту, чтобы сохранить или восстановить связность самости. Эти интерпретации включали в себя «реконструкцию и добавление генетического контекста, который предшествовал ныне действующим динамическим силам» (p. 448). Мы полагаем, что, представив и обсудив наш случай, мы сумеем подтвердить основные результаты, изложенные в 1978 году в книге под редакцией Голдберга, несмотря на расширение нами диапазона интерпретации. Полученный в промежутке между появлением этих двух книг опыт показал, что пациенты имеют потребности не только в зеркальном отражении, близнецовом переносе и идеализирующих переживаниях (Wolf, 1988). Мы имеем дело с широким спектром потребностей и паттернов, относящихся к пяти мотивационным системам. Кроме того, очевидные изменения, которые вносят авторы книги (в относительно ограниченном репертуаре описываемых интерпретаций), привели их к ложному оптимизму по поводу терапевтической эффективности их интерпретаций. Последующий клинический опыт показал, что интерпретация (или взаимное расширяющееся понимание) должна охватывать не только последствия дефицитов прошлого и реакции, стимулирующие развитие в настоящем, но и пагубные последствия повторяющихся противоречивых паттернов (см. главу 6). Мы полагаем, что изучение более широкого спектра мотивации, в сочетании с выявлением повторяющихся противоречивых паттернов бессознательно организованных реакций, расширяет терапевтические возможности нашего подхода.