Зигмунд Фрейд - Психопатология обыденной жизни

Пример а): кто даст себе труд прочесть проанализированный сон, тот заметит – частью прямо, частью из намеков, – что я оборвал анализ на мыслях, которые должны были заключать в себе недоброжелательную критику моего отца. Если продолжать этот ряд мыслей и воспоминаний, то в нем можно найти одну неприятную историю, в которой замешаны книги и некий господин, с которым мой отец вел дела, по фамилии Марбург – то же имя, которое выкрикнул разбудивший меня кондуктор. При анализе я хотел скрыть этого господина от себя и от читателей. Он отомстил за себя, забравшись туда, где ему быть не следовало, и превратив название родины Шиллера из Марбаха в Марбург.

Пример б): ошибка, благодаря которой я написал Гасдрубал вместо Гамилькар – имя брата вместо имени отца, – была сделана как раз в такой связи, в которой дело касалось моих гимназических мечтаний о Ганнибале и моего недовольства поведением отца по отношению к «врагам нашего народа» [115]. Я мог бы продолжить изложение и рассказать, как мое отношение к отцу изменилось после поездки в Англию, где я познакомился с живущим там сводным братом, сыном отца от первого брака. У моего брата есть старший сын одного возраста со мной. Так что, поскольку дело шло о возрасте, ничто не нарушало моих мечтаний о том, как все было бы иначе, если бы я был сыном не своего отца, а брата. Эти подавленные мной мечтания и исказили текст моей книги в том месте, где я оборвал анализ, – заставили меня поставить на место имени отца имя брата.

Пример в): влиянию воспоминаний о том же брате я приписываю и третью ошибку, когда я передвинул на целое поколение мифическое злодеяние из мира греческих богов. Из числа того, в чем меня убеждал мой брат, одно осталось у меня надолго в памяти. «Что касается образа жизни, – сказал он мне, – то не забывай одного: ты принадлежишь, в сущности, не ко второму, а к третьему поколению, считая от отца». Наш отец женился впоследствии вторично и был, таким образом, намного старше своих детей от второго брака. Указанную ошибку я сделал как раз в том месте книги, где говорю о чувстве почтения, связывающем родителей и детей.

Несколько раз случалось также, что мои друзья и пациенты, чьи сны я излагал или намекал на них при анализе, обращали мое внимание на то, что я неточно передаю пережитое нами совместно. Это были опять исторические ошибки. После исправления я рассмотрел отдельные случаи и опять-таки убедился, что припоминал неправильно фактическую сторону дела лишь там, где при анализе я что-либо намеренно исказил или скрыл. Здесь опять, стало быть, незамеченная ошибка является реваншем [116] намеренного умолчания или вытеснения.

От такого рода ошибок, коренящихся в вытеснении, резко отличаются другие ошибки, основывающиеся на действительном незнании. Например, незнанием объясняется то, что я однажды, посетив Эммерсдорф– на-Дунае, думал, что посетил место упокоения революционера Фишгофа [117]. Здесь имелось лишь совпадение имен: Эммерсдорф Фишгофа лежит в Каринтии, а не в Вахау. Но я этого просто не знал.

Еще одна пристыдившая меня и вместе с тем поучительная ошибка – пример временного невежества, если можно так выразиться. Один пациент напомнил мне как-то раз о моем обещании дать ему две книги о Венеции, по которым он хотел подготовиться к своему пасхальному путешествию. «Я их отложил уже», – ответил я и пошел за ними в свою библиотеку. На самом деле, я забыл отобрать их, ибо был не особенно доволен предстоящей поездкой моего пациента, в которой видел ненужное нарушение курса лечения и материальный ущерб для врача. В библиотеке я на скорую руку отыскал те две книги, которые имел в виду. Одна из них – «Венеция как город искусства»; кроме этого у меня должно было быть еще одно историческое сочинение из подобной же серии. Верно, вот оно: «Медичи»; взял его, принес к ожидавшему меня пациенту с тем, чтобы в смущении признать свою ошибку. Ведь я же знаю, что Медичи ничего общего не имеют с Венецией, но в данный момент я в этом не увидел ничего неправильного. Пришлось быть справедливым: я так часто указывал моему пациенту на его собственные симптоматические действия, что спасти свой авторитет мог, лишь честно признав скрытые мотивы моего нерасположения к его поездке.

Удивительно, насколько стремление к правде сильнее у людей, чем обыкновенно предполагаешь. Быть может, это результат моих работ по психическому анализу, но я не могу лгать. Стоит мне сделать попытку в этом направлении, и я тотчас же совершаю какую-нибудь ошибку или другое дефектное действие, которым моя неискренность выдает себя. Так было в тех примерах, которые я уже привел, и будет в тех, которые приведу ниже.