«Ну что, дорогая, не отводи глаз, смотри. Это твоя родина», – сказала она себе.
Сначала к отцу. До четырех еще час, не будем маму отрывать от важных дел. Черт, телефон сел, как всегда некстати. Где там он живет, у Василия Павловича?
Она зашла в гастроном, ведь «все про всех знают» уборщицы и кассирши.
– Не подскажите, Василий Павлович где живет?
– Так вон, дом с белой крышей. Видишь? Там квартира двенадцать, – смутно знакомая ей кассирша, ровесница ее матери, махнув пухлой рукой, сверкнула золотыми зубами. – Ты к отцу, что ль, Татьяна Батьковна?
– Ну да, к нему, он же у Василия Павловича живет?
– Да, у него. Они друг без друга не могут, два старикана. Хотя твой еще ничего, подвял немного, что наш укроп, но все ж не совсем развалина. – она залилась громким смехом. – Стой, ты куда пошла-то? Не ходи туда. Нет там его, – остановила она Таню, которая уже собиралась выйти.
– Как нет? А где он?
– Где, где! В больнице. Как вчера из Москвы вернулся, так на вокзале и прихватило его. Отвезли в больничку, короче. Вечером там докторов никого не было. Но с утра посмотрели твоего папашу, вроде ничего, говорят, оклемается.
– Так я тогда в больницу… – растерялась Таня.
– Ну да, иди, конечно.
Выходя, она услышала в спину:
– Доводят сначала отцов до приступа, а потом приезжают и кудахчут. Вот молодежь пошла!
Сердце так бухало, что мешало ей думать. Где у них больница-то? Как быстрее добежать: проулками или вдоль реки? Побежала проулками, увязая старыми гриндерсами в грязи. Потом поняла, что надо к реке свернуть, там асфальт, быстрее получится.
Подбегая к больнице, она вспомнила, как сама лежала там в инфекционном. В груди все сжалось от предчувствия беды. Если, просто гуляя по городу, хотелось застрелиться, то про больницу что уж говорить. Все в городе знали, наверное даже младенцы, что выздороветь в этих стенах точно нельзя. А вот окончательно потерять здоровье, веру в жизнь и надежду – это пожалуйста.
В больнице были неприемные часы, но Таня, сама себе удивляясь, безапелляционным тоном заявила молодой санитарке: «Мне можно» – сбросила обувь и пуховик и прямо в носках побежала на пост. К счастью, там дежурила баба Даша, которую она хорошо знала.
– Баб Даш, дорогая, здрасте, папа где? Что с ним?
– Тише, чего ты раскричалась, милая, присядь. Тихий час, отдыхают все. Чего примчалась? Нормально все, не переживай. Ну, приступ у него был сердечный, бывает такое. Он хоть и молодой у тебя, но жизнь-то всегда нездоровую вел. Курить вот стал сильно на пару с Палычем своим. Переживательный, опять же. Вот и шалит сердечко. Дочка, он сейчас поспит, а как проснется, ты ему скажи, чтоб не курил больше, а то он же докторов не слушает, шутит все. А шутить нельзя уже. В молодости шутить надо было. Если он хочет, чтобы стучало сердечко, пусть бережет его, сигаретами не травит. Про другое я и не говорю, и так понятно. Никита Сергеевич предлагал ему в профилактории полежать в Твери, прокапаться, диета опять же. Чего удивляешься? Так доктора нашего нового зовут, и все почему-то улыбаются. А он совсем на того Никиту не похож. Тот был боров, а этот щу-у-упленький, интеллигент. К вечеру обход будет делать, посмотришь. Вот что, пойдем пока, чаю тебе сделаю, а то ты вообще на человека не похожа, аж с лица спала, переживательная, что твой отец. Пойдем, заварю тебе мяты с душицею, маленько успокоишься, а эти пусть поспят немного. Им полезно поспать, а то полночи ходят чего-то, ходят…
Таня пошла за бабой Дашей в сестринскую. Ей стало легче. В городе говорили: баба Даша не даст умереть: любого выходит, и доктора не нужны. Как бы там ни было, родственники пациентов надеялись только на бабу Дашу. «Сколько ж ей лет?» – подумала Таня. Уже в ее детстве она была старой. Старая, а работает… И уж если на то пошло, городку их занюханному следовало бы гордиться не золотошвеями, обшивающими генеральские погоны, а бабой Дашей, потерявшей всех своих детей и мужа в послевоенные сталинские годы. Даже это ее не сломило: она сохранила в себе столько любви, что хватило бы на несколько поколений.
У бабы Даши она зарядила телефон, выпила душистого чаю, отогрелась и поверила, что все и правда будет хорошо.
Отец забеспокоился, когда увидел ее серое даже после целительного разговора бабой Дашей лицо:
– Танечка, дочка, ну что ты, не волнуйся, вообще ничего страшного. Я даже в больницу ехать не хотел. Но на скорой фельдшер молодой, перестраховался, говорит: «В больницу надо». А чего в больницу-то? Раз есть сердце, так оно и болеть должно иногда. Поболит и перестанет. Мы же знаем: «У всего есть предел, в том числе у печали…» – так что все пройдет, милая.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу