Стоит отметить, что в секторе отрицания приоритета прав личности ради приоритета нации, государства и т. п. оказались только националистические партии и монархисты. Демократы, Зелёные, Правозащитные организации и «КПСС в целом» находились в зоне приоритета прав человека. Возможно, по причине этого революция (или переворот) 1991 года оказалась практически бескровной. Существовавшая на тот момент степень терпимости, толерантности общественного сознания обусловила то, что бойцы спецподразделения «Альфа» отказались штурмовать в августе 1991 года Белый Дом, который являлся центром сопротивления хунте ГКЧП (Государственному комитету чрезвычайного положения), а член ГКЧП, министр обороны Язов, отказался от более активного использования армии, заявив, что он не хочет быть вторым Пиночетом (чилийский диктатор, потопивший в крови чилийскую демократию).
Толерантность общественного сознания (см. (Толерантность как фактор противодействия ксенофобии, 2011)) – ценнейший, но не имеющий общенационального определения запас терпимости, миролюбия населения как во внутренней, так и во внешней политике. Толерантность основана на чувстве сопереживания, единения всех людей или – более широко – всего живого (вспомним рассказ «Маугли» Киплинга: «Мы с тобой одной крови»).
Наконец, четвёртый фактор-категория семантического пространства политических партий был задан противопоставлением « Сторонников ↔ Противников демократических преобразований горбачёвской перестройки ». По этому фактору на одном полюсе оказались демократы, анархисты, левые и правозащитные организации в оппозиции к различным фракциям КПСС (КП РСФСР Полозкова, марксистская платформа в КПСС, коммунистическая инициатива), монархистам и националистам. КПСС в целом по этому фактору заняла нейтральную позицию.
Кластерный анализ также выявил три больших кластера политических партий. Часть этих партий в последующем просто исчезла с политической арены. Первый большой кластер образовывали многочисленные партии демократической ориентации. Демократы вместе с примыкающими к ним правозащитными организациями, Анархистами, Социалистами и Зелёными образовывали самый большой кластер. Другой кластер образовывали Коммунистическая партия, Объединённый фронт трудящихся и различные фракции КПСС. Интересно, что сторонники М. С. Горбачева в КПСС попали в первый кластер вместе с Демократами. Третий кластер составили Националисты, Монархисты, Общество охраны памятников (как политическая организация и религиозно-национальное объединение). Эти три больших кластера (с разными весовыми коэффициентами) и определяли ведущих игроков политического поля России в 1991 году.
К лету 1991 года наше исследование было закончено и была написана большая статья «Семантическое пространство политических партий», которую мы отдали в «Психологический журнал». Статья благополучно вышла в шестом номере этого же года. Мы надеялись, что она вызовет значительный научный и политический резонанс, но наступившие драматические события спутали все наши планы.
В августе 1991 года я впервые выехал в США на конференцию по психолингвистике, проводившуюся в столице штата Нью-Йорк, городе Олбани. Помню тот шок, который охватил меня уже на промежуточной посадке в Канадском аэропорту. После голодной Москвы, при пустых продовольственных прилавках и продуктовых наборах от профсоюза, которые выдавались в качестве поощрения по праздникам, обилие деликатесов в дьюти фри вызвало разве что не слезы. Оказалось, возможно и такое! И сейчас, при не меньшем ассортименте наших продовольственных магазинов, чем в западных странах, я вспоминаю свой эмоциональный шок с удивлением.
Как могло вызвать стресс то, что вроде бы и есть нормальное состояние для нормальной страны? К хорошему быстро привыкаешь. Но, видимо, в моей генетической памяти содержится и «голодомор», пережитый отцом, дедом и бабушкой на Украине в тридцатые годы прошлого века, и неописуемый страшный голод, пережитый моей матерью, сестрой, бабушкой и дедушкой в блокадном Ленинграде.
В Олбани на конференции я был единственным русским. Мой доклад по проблемам семантического анализа значения вызвал благожелательный интерес, возможно, вследствие интереса американцев к «Перестройке». Девятнадцатого августа, в день, когда я собирался выезжать из Олбани в Нью-Йорк, чтобы затем лететь домой в Москву, мне рано утром позвонили американские коллеги, встревоженные событиями в России. Я включил телевизор и увидел на американском экране идущие на Москву танки. Начинался путч ГКЧП. Американские корреспонденты в нашей стране работали оперативно. Весьма обеспокоенный, я тут же позвонил домой матери, но она, ничего не зная о происходящем, сказала, что всё нормально. Три дня я провел перед телевизором, остро переживая происходящее и сопереживая тем москвичам (среди которых, как оказалось, были и коллеги – психологи и социологи), пришедшим в те дни к Белому дому (дому правительства). Б. Н. Ельцин на танке, выступающий перед защитниками Белого Дома, стал символом демократической революции. Пройдет всего два года, и уже по приказу Ельцина танки будут бить прямой наводкой по Белому дому, в котором находился тогда парламент, контролируемый председателем Верховного Совета Р Хасбулатовым, вице-президентом А. Руцким и поддерживающим их генералом Макашовым.
Читать дальше