Модель, используемая LTCM, в финансовом мире была известна как модель «относительных ставок». Понятие «относительные» в данном случае указывало на факт участия двух почти идентичных активов. Понятие «ставки» использовалось в качестве исходной посылки, указывающей на то, что цены в конечном итоге сравняются и тем самым гарантируют прибыль держателю более дешевых активов. В теории, так и должно происходить в долгосрочной перспективе, что в финансовом мире означает примерно каждые семь лет. Однако история показывает, что рынки обрушиваются, в среднем, где-то раз в десятилетие. И когда рынки рушатся, становится совершенно неважным, какие на этих рынках существовали относительные позиции. Падают все активы.
Неприятности у LTCM начались еще в мае 1998 года, когда азиатский финансовый кризис подстегнул продажи на американских и европейских рынках фондовых акций. К августу, после того, как правительство России, ослабленной политической нестабильностью и постоянно дешевеющей нефтью, объявило о дефолте, зараза распространилась и на рынок облигаций. Но вместо того, чтобы подстроиться под эти долгосрочные тренды, умники в LTCM сделали ставку на свое умение перехитрить рынок. Вместо очистки инвестиций фонда от неликвида, они его удвоили и забили «под завязку» заемными средствами. Этот ход оказался весьма опрометчивым: к моменту прибытия Фишера со своей опергруппой в сентябре 1998 года долг фонда LTCM превышал его капитальную базу в тридцать раз. Ему требовалось нечто большее, чем чрезвычайный капитал. Ему требовалась «инъекция» наличности размером с ВВП небольшой страны.
Урок LTCM заключался в том, что его боссы выбрали в качестве фокуса не ту систему. Реагируя на текущие события, они совсем упустили из виду долгосрочные процессы. Руководители LTCM были настолько уверены в своей способности обвести историю вокруг пальца, что они недостаточно испытали на прочность свои финансовые инструменты. Как считает Нил Фергюсон, британский историк экономики, если бы они перед запуском своих моделей включили в них данные хотя бы одного десятилетия, они бы обнаружили слабые звенья своей стратегии. Но они не извлекли уроков из истории. «Если бы мне довелось жить во времена Великой Депрессии, – говорил позже Меривезер, – мне было бы легче разобраться в происходящих событиях».
1.
В чем же именно заключалась ошибка, допущенная сотрудниками LTCM? Игнорирование будущего старо как мир, и вряд ли их можно винить в этом. Нельзя попрекнуть и выводы, полученные ими на основе данных, мерцавших на экранах их компьютеров. Исходя из того, что они знали о схождении цен на активы, имело смысл держаться их инвестиционной стратегии.
Ошибка в рассуждениях была допущена в самом начале процесса инвестирования. Пошла она от данных, которые они отобрали для загрузки в систему и на которые полагались при принятии решений. Фокусируясь лишь на небольшом историческом отрезке и внедряя его в свою модель, ее разработчики учитывали только краткосрочные аномалии, но игнорировали при этом долгосрочные тенденции. Ошибка фонда «Долгосрочное управление капиталом» заключалась в том, что, по иронии судьбы, фонд упустил из виду долгосрочную перспективу.
Ничего нет особо забавного в таком «анекдоте», что и люди с Уолл-Стрит могут в своих рассуждениях быть «близорукими». Хорошо, правда, когда этот анекдот не про меня. Но что еще более интересно и поистине знаково во всей этой истории с LTCM, что в ловушку краткосрочного планирования попали именно эти люди. Рационально мыслящие, хорошо образованные, умные люди, нанятые на работу как раз за свои способности избегать подобных потерь. Легче всего можно было бы предположить, что они поддались жадности и страсти к большим деньгам, но это очевидно не так.
Майкл Льюис в своей статье, вышедшей в New York Times в 1999 году, отмечал, что самой распространенной формой потребительской активности среди «молодых профессоров» LTCM было реинвестирование своих бонусов в улучшение своей модели. Другими словами, высшей наградой для них была точность их интеллектуальных опытов. Это были одни из самых консервативных экономистов и ученых своего времени. И у них было все необходимое для принятия правильных решений. «Когда им задавали простой вопрос, – писал Льюис, – то прежде чем ответить, они обдумывали его восемь месяцев, и их ответ всегда был настолько сложен, что все сразу начинали сожалеть, что вообще спросили». И хотя сами они в определенной степени были эмоционально уязвимы и не чужды чисто человеческих ошибок, их модели были спроектированы так, чтобы всего этого успешно избежать. И требует некоторого прояснения, почему же на деле они свои задачи с треском провалили. Чтобы решить эту головоломку, давайте совершим путешествие во времени – отправимся на 50 лет назад.
Читать дальше