Александр Никонов: Человек как животное

Ну как вам советские офицеры? Чистые приматы!..

Четвертая инстинктивная обезьянья стратегия — уже известное нам воровство. Как только хозяин зазевался, нужное у него можно увести. Здесь даже комментировать нечего. Как говорил классик: «Воруют!».

Пятый способ присвоения — попрошайничество. Тут не только приматы преуспевают. Все животные попрошайки. Хозяевам собак это известно лучше всего. Сидит у стола и неотрывно провожает улетающую в хозяйский рот пищу, поскуливает, лапой за колено трогает: дай и мне такой кусочек!

Попрошайничество — неизжитая детская программа. Детеныши все время клянчат что-то у своих мам и пап, вставая в определенную позу. Эта поза у каждого вида своя и инстинктивно узнаваемая. У нас и других обезьян она характеризуется протянутой верхней конечностью. Посмотрите на нищих у паперти или на вокзале. Они некрасивые, а порой и дурно пахнущие. Но ведь подают!

А почему подают?

А потому что в ответ на принятие одной особью позы попрошайки у другой особи инстинктивно включается программа жалости и великодушия, которую эволюция выработала для сохранения вида в целом. Увидев просительную позу, один зверь может поделиться добычей с другим или подвинуться, уступив место на водопое.

При этом просят всегда только у вышестоящих (у нижестоящих отнимают). Поэтому все изложенные нами на бумаге ходатайства и прошения отправляются всегда по инстанции вверх, а не вниз.

Шестая программа — самая интересная. Она нам уже знакома по предыдущей главе — обмен. Обмениваются равные по иерархии, обмен развит не только у приматов, но и у других социальных видов. Причем, как отмечают этологи, животные постоянно пытаются выменять что-то хорошенькое чужое в обмен на никудышное свое. То есть в обмен на ништяки норовят подсунуть всякую гадость. Эта инстинктивная программа обмана-обмена после появления речи и разума породила поговорку «не обманешь — не продашь».

Перечисленные шесть программ, корректируемые социумом, и построили цивилизацию, государства, экономику, законы… И чем ближе к животным истокам стоит социум, тем больше он напоминает отношения в стаде. Вот, например, легкоузнаваемое замечание этолога: «Иерархи стадных обезьян никогда не делятся с другими самцами тем, что добыли сами, своим трудом. Они раздают отнятое у других, причем то, что оказалось ненужным самому. При кочевом образе жизни все, что не смог сожрать и спрятать за щеку, приходится или бросать, или «распределять». Одаривают «шестерок» и самых униженных попрошаек, зачастую по нескольку раз вручая подачку и тут же отбирая. Эта процедура не забота о ближнем, а еще один способ дать другим почувствовать свое иерархическое превосходство».

Теперь обратимся к ранее описанным опытам, в которых исследователи вводили в обезьянью стаю деньги. Помните, я сетовал на то, что обезьянам не дали развить банковскую систему? Так вот, сетовал я зря! Если обезьянам выдавать емкости для хранения денег, они быстро соображают, что к чему:

«Если обучить содержащихся в загоне павианов пользоваться запирающимся сундуком, они сразу соображают, как удобно в нем хранить пожитки. Теперь, если доминанта снабдить сундуком, он только копит отнятое добро, ничего не раздавая. Если все получают по сундуку — доминант все сундуки концентрирует у себя. Второй опыт: обезьян обучили, качая определенное время рычаг, зарабатывать жетон, на который можно в автомате купить то, что выставлено за стеклом. Общество сразу расслоилось: одни зарабатывали жетон, другие попрошайничали у автомата, а доминанты — грабили, причем быстро сообразили, что отнимать жетоны, которые можно хранить за щекой, выгоднее, чем купленные тружеником продукты.

Труженики сначала распались на два типа: одни работали впрок и копили жетоны, тратя их экономно, а другие как заработают жетон, так сразу и проедают. Спустя некоторое время труженики-накопители, которых грабили доминанты, отчаялись и тоже стали работать ровно на один жетон и тут же его тратить».

По этой же причине русские крестьяне, когда большевики развернули в стране продразверстку, резко ограничили сев… Социализм потому и не функционирует как экономическая система, что обезьяна не желает работать, если заработанное отнимают, а просто так, за здорово живешь, отдавать не хочет. И вы, читатель, эту обезьяну прекрасно понимаете. Потому что и сами обезьяна. А не муравей какой-нибудь.

Впрочем, мы тут не уникальны. Известен опыт с другими социальными млекопитающими — крысами, которых запускали в клетку, где еду можно было добыть, только нырнув за ней и проплыв по туннелю. Крысы терпеть не могут плавать! Поэтому вскоре в клетке быстро установились тюремные порядки. Были там свои «шестерки», которые носили «паханам» еду. Были и свои «мужики», которые держались независимо — за кормом плавали, но добытое никому не отдавали.