Александр Никонов - Подкравшийся незаметно

Александр Никонов

Подкравшийся незаметно

Повесть о настоящих людях.

Все совпадения имен и событий считать случайными.

Пролог

Вечерело. Холодало. Высоко в небе болтались перистые облака. Буревестники летали низко. По всем приметам был канун социалистической революции. Мир содрогался от ужаса и несправедливости.

По улицам Петербурга передвигалась долговязая черная фигура. Родион Раскольников опять шел убивать старух. В городе уже не осталось ни одной процентщицы, а неистовый Родион все не унимался. Поправив петельку под мышкой, Раскольников решил зайти в кабак порассуждать про тварь.

Войдя в полутемное помещение дешевой забегаловки, Раскольников подсел к своему знакомому Герасиму. На руке Герасима синела наколка "Не забуду Муму". На груди была вытатуирована целая картина - самодержавие руками Герасима утопляет Муму.

- Дай выпить, а то зарублю, - жестами показал глухонемому Раскольников.

Герасим привстал, похлопал себя по ягодицам и ткнул пальцем под стол, в лужу блевотины.

"Иди в задницу, Родион, без тебя тошно", - перевел Раскольников.

В кабачке висел неясный глухой звук.

Это кряхтел под игом самодержавия Савва Морозов. За соседним столиком стонали бурлаки. Бурлаки стонали "Интернационал".

- Этот стон у нас песней зовется, - пояснил бурлак сидевшему с ними помятому Некрасову.

"Некрасов опять дует на халяву," - отметил в специальной книжечке агент охранки, торговец опиумом и содержатель притона поп Гапон. Некрасов и Гапон встретились глазами.

"Агент охранки поп Гапон", - подумал Некрасов.

"Вольнолюбивый поэт Некрасов", - подумал Гапон.

- Что новенького? - спросил агент, подойдя к Некрасову.

- Из деревни пишут, что дед Мазай спас Муму, - сказал Некрасов, покосившись на Герасима. - Муму очень выросла, и Мазай продал ее заезжему англичанину по фамилии Баскервиль. Добрейший пес, скажу я вам. Но Герасим пока не знает.

- Ну и ну! - удивился поп Гапон и записал себе в книжечку без точек и запятых: "Ну и ну".

Некрасов успел заметить на обложке книжечки золотое тиснение"От полковника Зубатова лучшему агенту попу Г."

Поп Гапон скользнул взглядомпо столику у выхода. Там сидели пьяная растрепанная женщина и граф Толстой.

- Пойми, папаша, - внушала женщина, тупо икая и размахивая пальцем перед картофельным носом графа. - Я не какая-нибудь подзаборная там... я по любви... а он... Да я... без билета... под поезд брошусь.

Толстой плакал и сморкался в бороду. Иногда женщина грохала кулаком по столу, тогда Толстой вынимал зеркало, долго смотрелся в него, после чего жалобно спрашивал:

- Аня, ну скажи мне, Аня, разве я похож на русскую революцию?

"Как это все низко", - Раскольников вздохнул и вышел на улицу. Возле кабака городовой драл уши мальчишке. "А любопытно, тварь он дрожащая или право имеет?" - заинтересовался Раскольников. В этот момент Родиона окликнул знакомый точильщик.

- Родя, ты, никак, опять за старушками собрался. Не сезон, вроде. Давай топор поточу.

- Поточи, - согласился Раскольников.

- Эх, Родя, - разбрызгивая с лезвия искры, сокрушался точильщик, - все беспутством занимаешься, студентствуешь. Лучше бы денег заработал.

- Ходил я нынче к Достоевскому. Просил взаймы. Не дает, собака, - хмуро ответствовал Раскольников. Он умолчал, однако, что выйдя от Достоевского, написал мелом в парадном: "ДОСТОЕВСКИЙ - КОЗЕЛ."

- Хватит или еще поточить? - спросил точильщик, протягивая топор Роде. - Возьмет такая заточка старушку?

- Смотря какая старушка, - рассудительно ответил Раскольников, цвенькая ногтем по лезвию. - Иную тюкаешь, тюкаешь... Особенно живучи процентщицы. Очень прочная голова... Эх, да разве теперь старушки! Вот раньше были старушищи, так старушищи! За полчаса не обтяпаешь.

- Вот и ладно, - сказал точильщик, - с тебя, Родя, три копейки.

- Три копейки, - раздумчиво повторил Раскольников и ударил точильщика топором по голове.

Точильщик рухнул как подкошенный возле станка. Раскольников оглядел его нищенскую, латаную-перелатаную одежду, худую обувь, мозолистые руки.

"Проклятое самодержавие", - подумал Раскольников.

...Узнав в Цюрихе про Раскольникова, Владимир Ильич вскочил, зашагал по комнате, вцепившись большими пальцами в жилетку. Глаза его заблестели.

- Какой человек! Какой матерый человечище! - воскликнул он и, хлопнув, Плеханова по плечу а потом по голове, заключил, - но мы пойдем другим путем. Да-с, батенька. Мы сначала захватим почту и телеграф.