Максим Цветков - Однажды моя прабабушка не могла заснуть

Позвонил старший сын, Миша. Ему через полгода исполняется 18 лет. Его вопрос был по существу:

– Пап, что ты чувствуешь? Есть изменения в связи с юбилеем?

Что-то я ответил, не помню. Вот пузо: как было вчера, в 49 лет, так сегодня и осталось. Ха-ха. Но вопрос же не про это.

– Давай-давай, – как бы говорил Миша уже в моём мозгу, – посмотри на свою жизнь. Какая она стала и чего ты добился?

Ух ты! Чего добился? Ну ладно.

У меня хорошее высшее образование, но работать по этой профессии я устал.

У меня четверо детей, и я их очень люблю. Но отношения с их мамами не сложились. Почему? Нет ответа.

Я уже год как не пью. Мне это нравится, но я не могу сказать, что так будет всегда. Почему я пил? И зачем сейчас не пью? Нет ответа.

Я подарил полквартиры женщине, на которой был женат. Зачем?

– Я мать твоих детей, – сказала она, – и без своего жилья чувствую себя неуверенно.

Теперь она стала уверенной и отсудила у меня алиментов больше, чем я зарабатываю.

Я добился того, что работаю по 12 часов и получаю зарплату выше среднего, но не вижу денег. Кредиты и содержание пяти человек вылизывают мой кошелёк до блеска.

Как я умудрился так обустроить свою жизнь? Нет ответа.

Я добился того, что примерно в день моего рождения та же бывшая жена пожелала мне сдохнуть. Мать мне это тоже когда-то предлагала – и что я должен был сделать? Почему мне такое желают близкие люди? И кто мой близкий? Нет ответа.

Но мне нужны ответы.

Это ж всё не первый раз. Я обнаружил в своей жизни дурной круговорот: желание создать хорошую семью – женитьба – скандалы – моё пьянство – развод. При этом я старался, я очень хотел быть правильным.

Но всё, что делал я – делал именно я. Получалось хреново, я обмозговывал, старался сделать выводы, переделывал, – и опять та же дрянь. Чтоб я сдох! Что тут ещё можно сказать разумного, кроме «сам виноват»? А?

И я вспомнил Машин вопрос:

– Что не так с твоей прабабушкой? Почему ты мне полчаса выносишь мозг из-за того, что ей когда-то не спалось?

Лет 15 назад, когда отец был жив, а мать ещё умела говорить, я расспрашивал их о своих прадедушках и прабабушках. Всё, что они говорили, я записывал на клочках бумаги.

Сейчас я нашёл эти клочки и стал переписывать. Из набора дат, фактов и событий я стал собирать и выстраивать в цепочку истории своих предков. Это занятие унесло меня в иную реальность на целых три месяца.

Я писал и читал одновременно. Писал буквы и слова, а читал историю своего рода и книгу про себя. Я писал в перерывах между заказами, когда развозил пиццу. Писал на ночь глядя, после работы. В выходные, на прогулках с детьми, я обдумывал в уме план очередного рассказа. Я даже не особо себя заставлял: мысль текла, рука писала, я читал.

Читал о том, что мой дурной круговорот начался задолго до моего рождения. Мои обстоятельства, ситуации, высшее образование, способы знакомиться с женщинами и заваривать чай, – всё, что я считал своим, оказалось неоднократно прожитым моими предками. Даже моё мироощущение мною позаимствовано.

Необычно себя чувствуешь, когда читаешь про себя то, что сам тут же и пишешь. Это похоже на робота, который перепрограммирует сам себя: «Функция ночного видения: включить. Режим выживания в неблагоприятных условиях: активировать. Интерфейс внешнего управления: удалить».

Своё 50-летие я встретил без денег, счастья, любви и удачи. Без всего, практически голый. Только в новых укороченных носках. Но это был настоящий я. Точнее так: это была отправная точка меня.

Я думаю, что это хорошо.

Удивительный юбилей.

Раз – два – три – четыре – пять.

Берём какую-нибудь условную палку, называем её нулевой отметкой и втыкаем в человечество в нужное время в нужном месте. От палки начинаем отсчёт: что было раньше – неизвестно.

Палка попадает примерно в 1900 год, село Наруксово Нижегородской губернии, в супругов Степана и Екатерину Неумоиных, моих прадедушку и прабабушку по материнской линии.

Они производят на свет четырёх девочек: Евдокию, Ефимию, мою бабушку Екатерину и Марию. Вместе с последней, Марией, появляется мальчик-близнец, но тут же и умирает.

Во время Первой мировой войны, около 35 лет от роду, мой прадед Степан пропадает без вести где-то в Польше.

Екатерина остаётся на грани выживания, одна с четырьмя девками, без мужских рук и почти без земли. В то время земельные наделы выдавались крестьянам только по количеству мужчин в семье.

Дочери по очереди носят одно выходное платье на всех. Когда подходит очередь моей бабушки, Екатерины, она стирает платье и вешает его сушиться на дворе. Отвязывается коза и сжирает платье. Остатками платья моя прабабушка избивает мою бабушку.